Будапештская весна

— Это когда вмешиваются в чужую жизнь… — Золтан презрительно скривил губы. — Например, забирают людей в солдаты. Или, скажем, так: человек, который воюет, уже занимается политикой. Да?

— Приблизительно. — Марко немного подумал, а потом сказал: — Если я тебя правильно понял, люди, которые помогают вести войну, занимаются политикой?..

— Да.

— А если они препятствуют этому?

— Все равно.

— Но тогда выходит, что политикой занимаются и те, кто мешает вести войну, дезертируя из армии и скрываясь с фальшивыми документами.

— Я этого не говорил! — начиная волноваться, ответил Золтан. — Я никого не поддерживал и никому не мешал. Сбежал из армии, потому что с меня довольно! Но в чужую жизнь я вмешиваться не собираюсь…

— Ну и чудеса! А разве ты не отдал в свое время Гажо ту бумагу?

Золтан покраснел и посмотрел на Гажо, который опустил глаза.

— Наверное, я тогда дурно поступил… Нам трудно понять друг друга: я вижу, вы обо мне все знаете, а я о вас ничего.

Марко заходил взад и вперед по комнате, чувствуя, что атмосфера накаляется. Наконец он сел к столу напротив Золтана:

— Ты прав, мне не следовало говорить об этом. Продолжай…

— Я уже кончил.

— Но ты ведь еще что-то хотел сказать?

— Ничего… Мои поступки — это мое частное дело. — Золтан уставился на стол. Ему вдруг захотелось уйти из этой комнаты. — Я маленький человек и ничего не значу в этой войне.

Марко покачал головой и улыбнулся:

— Не сердись, но, откровенно говоря, ты рассуждаешь глупо. Да, армия состоит не из одного человека. Но если все, как ты, дезертируют из нее, тогда конец войне. Ты же сам сказал, что с тебя хватит. А чего хватит? Порядков, которые установили те, кто правит нами сейчас. Мне они тоже до чертиков надоели, так как и мне они не дают жить по-настоящему. Вот и выходит, что и я занимаюсь политикой, и ты ею занимаешься. Только я могу больше сделать, потому что у меня на поясе пистолет… — Он хлопнул себя ладонью по поясу в том месте, где обычно висит кобура. Золтан встал, Марко протянул ему руку: — Забирай спокойно это отпускное свидетельство, а если когда-нибудь захочешь снова сюда прийти, приходи смело.

Вереб, ни слова не сказавший во время этого разговора, проводил гостей во двор, а затем, вернувшись, начал по-прежнему молча колоть топориком дрова на пороге.

Марко, все еще не сбросив с себя сонливость, с завистью посмотрел на Вереба, восхищаясь его здоровьем.

«Наверняка он встал часов в шесть, а может, даже и не ложился вовсе. И все время что-нибудь делает. С тех пор как у них появился свой ключ, они даже по ночам выходят на улицу, а я все никак не могу выспаться».

— Ну, что ты скажешь о нем?

Вереб расколол очередное полешко и только затем спросил:

— А что, если он сейчас каждому встречному-поперечному станет рассказывать о том, где он получил это свидетельство?

Марко пожал плечами:

— Сейчас у каждого второго фальшивые документы. А вдруг удастся привлечь его к нам? Он может очень пригодиться.

— Ты же слышал, какую чушь он нес…

Марко зевнул и, махнув рукой, сказал:

— Спорим, он вернется? Немного поломается, но вернется. И документом своим он ни перед кем хвастать не станет. Не такой он человек. Я расспрашивал о нем Гажо.

Вереб собрал полешки, вместе с топором положив их в угол:

— На кой черт тебе нужен этот студент? Если его поймают, он всех нас выдаст!

— А-а-а, сейчас у них нет времени, чтобы долго чикаться с одним человеком. В городе и без него полно солдат-дезертиров, и у всех них есть какие-нибудь документы. Если его поймают, то пошлют в часть или сразу к стенке поставят. — Марко на мгновение задумался и закрыл глаза. — Конспирация у нас не ахти какая, но что мы можем поделать? Будапешт в кольце, и многие живут на нелегальном положении.

Марко засмеялся, и от его смеха просветлела даже мрачная физиономия Вереба.

— По крайней мере, и они кое-чему научатся…

— Сейчас каждый старается спрятаться, выждать, что же будет, — продолжал Марко. — Напрасно ты молчишь, старина! Если мы хотим действовать всерьез, нам нужно расширять свои ряды.

13

Весь день и всю ночь гремела артиллерийская канонада. Вечером дом дважды содрогался от прямых попаданий снарядов: один из них угодил на чердак, а другой — в верхний этаж, где находились пустые мастерские художников. Осколки снарядов осыпали двор, пробивая бумагу, которой были заклеены выбитые окна. В дом напротив попала небольшая бомба. Зенитки ПВО, установленные неподалеку — то ли на университетских корпусах, то ли на здании городского магистрата, — беспрестанно вели огонь по самолетам, оставляя в ночном небе яркие трассы. Именно их и обстреливала артиллерия русских, именно их бомбили самолеты. Лишь на рассвете на несколько часов затихла артиллерийская канонада и прекратилась бомбежка.

Проснувшись, Золтан ощутил во рту неприятный привкус. Одеваясь, он вспомнил, что ночью два раза искал Гажо, но постель того была пуста. Правда, сейчас он и сам точно не знал, было это на самом деле или только приснилось ему. Даже встреча и спор с Марко казались ему сном, от которого в памяти не сохранилось почти ничего.