Будда, боги, люди и демоны

Оказалось, что с Мала–якой (его теперь называли и Мала–претой) все еще не справились. Вновь достали свернутую было циновку и понесли ее, а заодно и посвященную претам «этажерку» в дом. Так все действо перенеслось в дом, в первую за верандой комнату (мы проходили через нее, когда отправлялись попить чаю). Сюда проследовали шаманы и столько зрителей, сколько смогло поместиться (я с доброго согласия хозяев стояла в первом ряду), другие смотрели в окна.

К «работе» готовился первый молодой шаман: он снял майку, опоясал грудь поясом–шарфом, докурил сигарету, что–то энергично сказал «коллегам» и лег на циновку головой на север, ногами на юг. Около него поместили жертвенник для претов, предварительно «очистив» его дымом от курильницы. Рядом посадили больного, который держался за конец связки пальмовых листьев, присоединенной к жертвеннику. Чувствовалось, что наступает очень серьезный момент: без перерыва звучали громкие, частые заклинания (пели все, кроме барабанщика, ни на секунду не умолкал и сам лежащий шаман), рокотал барабан. В комнате стало душно от пахучего дыма. Принесли веревку. В руках у лежащего шамана появилась нить (думаю, как положено, ее заранее натерли порошком куркумы и заговорили), он держал ее за концы обеими руками, почти у самого рта. Я поняла: сейчас будут вызывать демона из нутра больного, приманивая его к лежащему шаману, а тот постарается поймать его возле своего рта (самый подходящий вход для яки), побороть и связать магической нитью.

На лежащего нагоняли клубы дыма от курильниц, затем закрыли его всего с головой той самой тканью с уточками. Возбужденно, нервно звучали заклинания. В них, кроме всего прочего, упоминали Будду и богов. Дым стоял столбом, и шаманы гнали его на лежащего.

03.35. Свист. Заклинания. Барабан. Свистели двое. Клубы дыма! Барабан грохотал с неимоверной силой. Старый и молодой шаманы словно наперегонки читали заклинания. А между тем некоторые зрители мирно заснули.

И вот шаман, лежавший под покрывалом, начал содрогаться. Я видела, как сначала тихонько, а по том все сильней и сильней дрожали его ноги. Барабан грохотал все громче, пронзительно визжали свистки, а тот, под тканью, уже бился в конвульсиях.

В моей голове мелькнуло, что настанет минута, когда меня прогонят хотя бы на короткое время — такое уже бывало с европейскими наблюдателями. Самым опасным считается момент авешая (букв. 'вхождение'), когда демон выходит из больного и направляется к другой жертве (т. е. к «приготовленному» для него шаману), однако, если его что–нибудь отвлечет, он может по своей прихоти «изменить маршрут», так что известной опасности в этот момент подвергаются все присутствующие, и более всего рискует новичок, да еще с белой кожей, которая выделяет его среди других.

Так и случилось. С лица лежащего шамана сползла ткань — теперь было хорошо видно, как он весь содрогается, как дергаются его руки и ноги. Тут–то все и заволновались: «Авешая! Авешая!» И действительно, мне велели уйти на веранду. Всего на несколько мгновений. Мне были слышны только заклинания под барабанный бой, а в это время как раз и произошла борьба шамана с демоном. Шаман победил и связал–скрутил демона заговоренной нитью, поймал в приготовленный пузырек.

Когда я вновь заняла свое место, чтение заклинаний продолжалось, сам лежащий шаман и другие читали их быстро и нервно. Больного вновь укрыли с головой. Дым. Свист. Быстрый–быстрый ритм барабанного боя: дили–дили–тенга–тенга, дили–дили–тенга–тенга… Вдруг второй молодой шаман начал биться в конвульсиях, его с трудом удержали. Когда он поднялся, было видно, что он весь мокрый от пота. Старик и лежавший шаман продолжали читать заклинания. Циновку с лежащим на ней шаманом подняли за углы, вынесли из дома, пронесли по периметру усадьбы, останавливаясь возле конструкций, сооруженных для восьми стражей света, — это и «жертва» им, и освящение территории. Многие зрители между тем уже спали на улице, кто прямо на земле, кто даже на капоте голубой легковушки. Потом циновку с шаманом опять внесли в дом и положили на прежнее место. Кто–то прошептал мне на ухо: «Он боролся с Махасоной и победил». Так все–таки Мала–яка или Махасона, или это почти одно и то же?

С лежащего шамана снимают ткань — он словно окаменел в судороге. Несколько человек разгибают ему то одну руку, то другую, сгибают ноги в коленях, сажают, ставят на ноги, поправляют на нем одежду. С шамана льет пот, но он уже улыбается, отвечает на шутки.

Ближайшие родственники зацементировали пузырек с демоном в консервную банку, для надежности еще оплели ее проволокой и поехали на автомобиле за 8 миль (так меня информировали) к реке топить.

Вот так и закончился ночной ритуал, все разошлись, до рассвета можно было немного отдохнуть.