На самом деле мне не только удалось избавиться от мысли о том, что эти звуки неприятны; по мере того как я погружался в звуковые волны, исходящие от стучащих молотков и жужжащих пил, эта какофония стала в прямом смысле звучать как музыка. Вы можете думать, что звук пилы острый и резкий, но мне удалось отыскать изящество в том, как он сначала глохнет в низком, а следом возобновляется более быстро и высоко.
Звук оказался настолько красивым, что в какой-то момент я даже начал тосковать по нему – мне становилось не по себе, если тишина затягивалась, я ждал, когда строители наконец снова начнут пилить фанеру. Конечно, этот опыт лишь показывает, насколько я далек от просветления: согласно буддистскому учению, не следует привязываться к том у, что доставляет удовольствие. Но главное – я смог найти музыку в том, что обычно называют шумом.
Из этого вытекает очевидный вопрос: если можно превратить в музыку шум в прямом смысле, то почему не сделать то же самое с шумом в переносном смысле – со всеми этими ненужными восприятиями, мыслями и чувствами? Или хотя бы убрать из них резкость?
Наверное, мой ответ тоже очевиден: да, это возможно (если не лениться).
Но, прежде чем приступить к практике, давайте вспомним, с чего мы начали этот разговор. Какое отношение моя маленькая симфония пил имеет к бесформенном у, к пустоте? Ну, прежде всего, на том ретрите я смог избавиться от того, что вы могли бы назвать «форма пилы». Звук пилы – это часть целой структуры различных коннотаций, дополнительных смыслов, а главная из них, разумеется, – сама идея пилы. Я думаю, одна из причин, почему мы находим звук пилы раздражающим, заключается в том, что он принадлежит к этой структуре – в том, что мы знаем, что он исходит от пилы. Пилы, известные своей способностью разрушать не только дерево, но и кости, мало кому симпатичны. Возможно, коннотации самой пилы – и негативные чувства, связанные с ними, – вызывают у нас антипатию к ее звуку.
Конечно, дело может быть и в том, что людям от природы не нравятся звуки пилы. Безусловно, определенные вкусы, запахи, виды, звуки неприятны нам с самого начала, то есть эта нелюбовь врожденная. Но при этом не приходится сомневаться, что наши реакции на восприятие в известной степени являются продуктом нашего опыта. В какой-то момент во время медитации звук пилы, избавившись от своей обычной формы, стал принимать другую. Он начал напоминать мне звук бормашины – и сразу же сделался по-настоящему неприятным. Лишь тогда, когда звук освободился от обеих этих «форм» – бензопилы и бормашины, – он стал приятен мне по-настоящему.
Помните тайского монаха по имени Аджан Чаа, сказавшего, что попытка понять идею бессамости одним только умом взорвет вашу голову? Он описывает случай, как пытался медитировать, но его все время отвлекали звуки праздника из соседней деревни. Как он вспоминает, в какой-то момент его озарило: «Звук – это просто звук. Я раздражаюсь на него сам. Если я оставлю звук в покое, он не будет меня раздражать. Если я не буду беспокоить звук, он не будет беспокоить меня»[72]
.Не стоит понимать эту историю слишком буквально – конечно, речь не о том, что звук беспокоит вас в отместку за то, что вы побеспокоили его. Сам по себе звук пассивен, а не активен; он не является ни приятным, ни неприятным. Чтобы он стал неприятным, вы сами в определенном смысле должны что-то для этого сделать.
Перечитаем еще раз последнюю строчку отрывка из Самадхираджа-сутры. Сутра не отрицает реальность звуковых волн от пилы, которые раздражали мой слух, но они были «пусты по природе», то есть та форма, тот образ, которые я видел за ними, – образ пилы – это лишь моя интерпретация, нечто, что я сам решаю создавать или нет. Нечто, что не существует вне человеческого восприятия.
Такой вариант учения о пустоте кажется мне осмысленным, и его принимает большинство последователей буддизма: пустота есть не отсутствие всего, а лишь отсутствие смысловой сущности. Воспринимать пустоту – значит воспринимать сырую информацию от органов чувств, не делая того, к чему мы склонны по своей природе – не строя теорий о том, что кроется за этой информацией, и не пытаясь на основе теории привязать к этой информации некую вещественную сущность.
Можно справедливо возразить: «Постойте, разве за звуком пилы на самом деле не скрывается что-то вещественное? Ну, такая штука под названием „пила“? Отнюдь не пустая, а совершенно конкретно оформленная штука? Круто, конечно, что вы смогли забыть об этом и превратить шум в музыку, но если пила действительно существует, то вы отнюдь не стали смотреть на мир яснее, напротив, в какой-то степени вы затуманили свой взгляд на него! А разве идея буддизма не в том, чтобы преуменьшить страдания, научившись видеть мир яснее?»