Но для нашего разговора имеет смысл – по крайней мере для начала – ограничиться по-настоящему особенными вещами. Так вы сможете провести своего рода мысленный эксперимент. Например, представьте, что вы подходите к победителю аукциона, который держит в руках президентскую рулетку как величайшую реликвию, и говорите: «Ошибочка вышла. На самом деле конкретно эта рулетка принадлежала водопроводчику. Мы отправим рулетку Кеннеди вам на дом». Последствия вашего заявления не заставят себя ждать. Выражение лица победителя тут же изменится, не оставив сомнений в том, что он теперь чувствует по поводу своей покупки. Рулетка, несколько мгновений назад вызывавшая трепет и восхищение, мгновенно потеряет всю сакральность. Драгоценная реликвия превратится в ничего не значащую вещь, лишившись сущности, которой он ее наделял.
Подобные «эксперименты» случаются и в реальности. Блум описывает историю нацистского преступника Германа Геринга, узнавшего, что купленная им картина, подлинник Вермеера, на самом деле подделка. В эту секунду, по словам очевидца, Геринг выглядел так, «будто впервые понял, что в мире есть зло».
Наблюдая за Герингом или за нашим гипотетическим владельцем рулетки в такой момент, можно увидеть особую зависимость между воспринимаемой сущностью и эмоциями. Подобные «эксперименты» предполагают, что наделять особенные предметы особенной же сущностью означает испытывать в их отношении особенные чувства.
А как же быть с множеством куда более простых вещей вокруг нас, вещей, которые не принадлежали президентам и не были написаны Вермеером: видом товарного поезда, пикапа или горного ручья? Звуком сирены, или стрекотом сверчков в ночи, или утренним пением птиц? В этих случаях проследить связь между сущностью и эмоцией куда сложнее. С одной стороны, отнюдь не очевидно, что люди наделяют эти вещи определенной невидимой сущностью. В конце концов, за них не платят огромные деньги и не рыдают, расставаясь с ними, потому что они незаменимы. И отнюдь не очевидно, что люди испытывают особенные чувства, глядя на такие земные вещи, как поезда или грузовики.
Но уже давно существует философская школа, последователи которой утверждают, что даже самые обычные вещи вызывают у нас эмоциональные реакции, пусть и едва ощутимые. В 1980 году психолог Роберт Зайонц, выражая взгляд, в то время казавшийся весьма эксцентричным, писал: «Судя по всему, эмоциональный компонент присутствует в любом восприятии. Мы никогда не видим просто „дом“. Мы видим „красивый дом“, „уродливый дом“ или „дом с претензией“. Мы не просто читаем статью о меняющихся взглядах, или о когнитивном диссонансе, или о гербицидах. Мы читаем „интересную“ статью о меняющихся взглядах, „важную“ статью о когнитивном диссонансе или „тривиальную“ статью о гербицидах».
Однако обратите внимание, как Зайонц косвенно приравнивает чувства, испытываемые к вещам, к суждениям о них. Это приравнивание справедливо с дарвинистской точки зрения (изложенной в третьей главе): чувства по своей функции и есть суждения. Справедливо это и для медитативной техники ослабления суждений путем критического пересмотра наших чувств. Но я отвлекся. Зайонц продолжает: «То же самое относится к закату, вспышке молнии, цветку, ямочке на щеке, заусенцу, таракан у, вкусу хинина, Сомюру, цвету почвы в Умбрии, шуму машин на 42-й улице и в той же степени – звуку частотой 1000 Гц и очертаниям буквы Q»[75]
.Буква Q? Это, возможно, перебор. Но не очень большой. Я думаю, что вдобавок к эмоциональной реакции на конкретные вещи – на вот эту красивую машин у, вон ту уродливую машину – мы проявляем чувства и к более общим вещам, например к машинам в целом. Возьмите те же рулетки: мне они очень нравятся, даже если и не принадлежали президентам. Люблю растягивать их и использовать для поиска ответов на волнующие вопросы. (Например, какой длины перегоревшая лампа дневного света.) Мне нравится чувство, возникающее, когда отпускаешь рулетку и даешь ей закрутиться обратно. Не то чтобы я останавливался в хозяйственных магазинах полюбоваться рулетками, но у меня есть ощущение, что, видя одну из них, я испытываю едва различимый позитивный отклик, являющийся частью моей концепции рулетки, частью того, что рулетки значат для меня.