Буддизм жжет! Ну вот же ясный путь к счастью! Нейропсихология медитации и просветления

Начнем с очевидной внешней части. В тот момент, когда я осознанно посмотрел на свой гнев, я перестал идентифицироваться с ним, перестал им владеть. Чувство, казавшееся частью меня, так глубоко поселившееся во мне, что я без раздумий ему подчинился, превратилось в некий объект, который следовало изучить. И как только я обратил на него свое внимание – даже до того, как чувство гнева растворилось, – оно перестало быть частью меня. Конечно, это не был прорывной опыт внутренней бессамости. Я всего лишь избавился от одного конкретного чувства, немного сузив рамки своего «я». И тем не менее это на краткий миг сделало меня лучше. Это сделало меня человеком, который не замышлял убийство.

Что касается менее явных проявлений и того, почему это был внешний опыт бессамости, то объяснить это будет сложнее. Для начала придется вспомнить книгу Мири Албахари. Албахари – австралийский философ, чьи работы по буддистской философии частично основываются на опыте медитации. Но почти маниакальная скромность заставляет ее говорить, что она «неопытный практик медитации». В ходе долгого медитационного ретрита, пишет Мири, ей удается добраться до точки, в которой она чувствует «меньше себя», но не до точки, где она ощущала бы «бессамость». Между ретритами у нее не всегда получается медитировать ежедневно, однако, когда это происходит, Мири замечает, что ее жизнь «становится значительно лучше».

Книга Албахари «Аналитический буддизм» возвращает нас к первой сутре Будды после просветления – знаменитой Проповеди в Оленьем парке. Там Будда описывает Четыре благородные истины, которые объясняют причины дуккхи – страданий и неудовлетворенности – и то, как можно от страданий избавиться. Он говорит, что первопричина дуккхи заключается в танхе. Это слово обычно переводят как «жажда», или «страстное стремление», или иногда «желание». Проблема неиссякаемости танхи заключается в том, что, даже достигнув желаемого, мы остаемся неудовлетворенными – мы все равно жаждем большего или чего-то иного.

Албахари говорит, что танха неразрывно связана с ощущением себя, и поэтому преодоление танхи связано с переживанием бессамости. Она не просто говорит о внутренней версии опыта бессамости – о том, что если вы отпустите определенное желание, то сумеете отречься от него и часть вашей личности исчезнет. Она говорит, что танха глубоко встроена в ваше чувство того, что самость ограничена. Танха поддерживает и укрепляет чувство ограниченности, которое во время внешнего опыта бессамости ослабевает.

По ее словам, если вы жаждете чего-то – скажем, горячего шоколада, – значит, вы знаете о расстоянии между вами и этим шоколадом, то есть у вас есть понятие о границах вашей самости. Да уж, просто думая об утолении этой жажды, я отлично представляю себе некоторые границы – кожу моей руки, прикасающуюся к кружке с шоколадом, и поверхность моего языка, ощущающую сам шоколад.

Есть важный момент, который необходимо учитывать, чтобы понять весь смысл постулатов Албахари. Как и многие другие ученые, она считает, что танха включает в себя не только желание удовольствий, – секса, шоколада, новой машины, еще более новой машины; танха также включает в себя жажду освободиться от неприятного. Другими словами, танха питает не только влечение к чему-то заманчивому, но и отвращение от непривлекательного. С этой точки зрения мое раздражение от чужого храпа во время медитации было танхой. Это было желание избавиться от звуков храпа.

Итак, если вы хотите избавиться от чего-то, пишет Албахари, то у вас появляется желание увеличить расстояние между собой и этим «чем-то» (если только вы не выберете более простое решение, швырнув подушкой для медитации в человека, который это «что-то» производи т). В свою очередь, желание увеличить дистанцию между вами и чем-то означает, что у вас есть определенные мысли по поводу того, где именно вы заканчиваетесь. Если вы пытаетесь увернуться от гремучей змеи, то у вас есть очень точное представление о расстоянии от змеи до вашей кожи и вам не хочется, чтобы она его преодолела.

Так или иначе, отвечает ли танха за привлечение или отвращение, она несет с собой определение границ себя. Как написала Албахари, эмоции, включающие в себя танху, «похоже, указывают некую не описываемую словами границу между тем, что идентифицируется как „я“, с одной стороны и с желательным или нежелательным сценарием, в том виде, в каком он воспринимается или воображается наблюдающим его субъектом, с другой стороны». Таким образом, танха «не только выявляет ощущение границ между „я“ и внешним миром, но и постоянно питает и направляет это чувство»[97]. И наоборот: чем яснее и глубже вы ощущаете свои границы, тем больше в вас танхи. «Поскольку, если я не воспринимаю себя как отдельную сущность, как „я“, зачем мне переживать об исполнении „моих“ желаний?»