Будем как боги

Фишер любил Америку – не континент, не страну, а некий принцип, скорее, даже отвлеченный. Америка как стиль жизни, как мировоззрение – то, что стремительно ускользало уже в девяностых, почти исчезло в нулевых, то, чего сейчас практически не осталось. Гарри Фишер был последним патриотом Америки. То, что он был мигрантом, ничего не значило – Америка всегда была страной мигрантов. Он не изменял своей любви, зародившейся в пыльных залах югославских кинотеатров, где крутили «Рокки» и «Рэмбо», еще не зная, что скоро Джоны Рэмбо устроят кровавую баню на их земле. Но Югославия не была родиной для Фишера. Что есть Родина? То место, где ты дома.

Для Гарри Фишера таким домом стала Америка. Та самая Америка, которую он только что убил. Та самая, которую он хотел вернуть к прежнему величию.

И шансы на это не исчезли.

– Хокма, – сказал Гарри, – рассчитай, пожалуйста, какой процент населения США переживет эпидемию – при самом худшем раскладе.

– Тридцать четыре целых, двенадцать тысячных процента, – ответила Хокма. – Сто двадцать два миллиона, если округлить. Предваряя ваши вопросы: население станет более однородным по составу, в нем резко снизится, практически до нуля, латиноамериканская, афроамериканская и азиатская составляющая. К сожалению, коэффициент образованности тоже упадет, поскольку большая доля американцев с высшим образованием либо уже больна, либо заболеет в ближайшие часы.

– Ясно, – сказал Гарри. – Черт, надо было ставить своего Президента. «Президент ничего не решает», – говорили они, – «он – всего лишь говорящая голова, все решают другие люди». Ага. Ровно до тех пор, пока не случится чего-то такого. Хокма, пройдись по моему списку персоналий, отметь заболевших и умерших, постарайся выяснить, где остальные и связаться с ними. Попробуем развернуть эту ситуацию в нужном направлении…

Гарри скрестил руки и хрустнул пальцами.

– Главное, что свои здесь, – сказал он. – Придется, правда, объяснить им ситуацию, но они здесь, и это хорошо. А там, глядишь, и долетит моя птичка до бескрайних просторов Сибири….

Июнь 2026 года

Ему то и дело приходилось переступать через трупы, и он на ходу осматривал их, силясь понять, что же здесь произошло.

Коридоры, по которым он проходил, обычному человеку показались бы адом, но он внезапно понял, что для патологоанатома-клинициста это был бы просто рай.

Картина получалась удивительной. Больше всего все напоминало результат применения биологического оружия, но причины смерти у людей были совершенно разными.

Примерно четверть умерших имели следы онкологии, по крайней мере, в нескольких случаях развивавшейся ураганно – иначе как объяснить игривый чокер на раздутой от рака горле легкомысленно одетой девицы?

Еще четверть пациентов закончили свою жизнь от аутоимунных заболеваний, включая полюбившуюся симпатичному цинику Хаусу системную красную волчанку.

Четверть, вероятно, преставились от сердечно-сосудистых заболеваний и разных форм недостаточности – их трупы выглядели лучше других даже на стадии разложения. Но самой интересной была последняя четверть.

На первый взгляд, здесь все было просто – чисто инфекционная картина, вот только инфекций было больше десятка, и среди них встречались такие, от которых умереть не было шанса даже у полностью опустившегося маргинала. Герпес, сенная лихорадка, ветряная оспа – конечно, встречались и более страшные вещи, но, опять-таки, из тех, что человечество уже научилось укрощать прививками.

А, главное, летальность. Эти люди умирали, судя по всему, быстро, даже не понимая, что происходит. И многие из них, наверняка, были не так давно совершенно здоровы – он наткнулся, например, на труп дюжего санитара, умершего от сепсиса на расчесанных язвах от ветрянки.

Объяснение было только одно – все эти люди были больны СПИДом. И пациенты, и санитары. Это, правда, совсем не объясняло других странностей происходящего…

В конце коридора он остановился, чтобы передохнуть. Вонь разложения стала уже настолько привычной, что он ее даже не замечал.

Что все это значит? Все происходящее было настолько нереальным, что могло бы показаться каким-то кошмаром, если бы у этого кошмара не присутствовала какая-то собственная потрясающая реалистичность.

Он подумал, что, назвав это место раем клинициста, приподнял краешек покрывала, скрывающего его прошлое. Очевидно, он был не чужд медицине – он на ходу ставил диагнозы, и был уверен в их точности. Может, он был врачом? Или ученым, как-то связанным с медициной?

…Он не мог вспомнить. Старался – но не мог. Поэтому отмахнулся от этой проблемы. Не стоит сейчас ломать над этим голову. Куда важнее другое – что, черт побери, происходит вокруг?!

Этот вопрос занимал его даже больше, чем загадка его собственного «я».

Почему все эти люди умерли? Почему их оставили здесь? Куда делся весь медицинский персонал?… хотя нет, с персоналом как раз было все ясно – люди в медицинской одежде и с бейджиками лежали здесь же, среди бывших своих пациентов.