Будет больно (СИ)

— К друзьям, да? И всю оставшуюся ночь вы шлялись по барам?

Дже мучительно закусил губу. Юнхо поиграл с ним в молчанку несколько минут, потом протянул руку к шкафу, ухватился за полку, чтобы не потерять равновесие. Тут же поднял ногу и ступил парню на грудь, надавил, вжимая его в пол.

— Сеул! Се… кхе кхе, — Ким не верил, что с ним происходит нечто подобное, ударился в панику и задрыгал ногами.

Юнхо усмехнулся.

— Стоп-слово, угу. Маленькое, но какой вес, согласись. Оно дарит ощущение власти. Уж я знаю, о чем говорю… чувствуешь собственную значимость, диктуешь условия, можешь остановить руку с занесенной над тобой плетью, когда заблагорассудится. Это заводит. Но, детка, сейчас не сессия.

— Т-тогда почему ты делаешь мне больно? — Дже казалось, что он медленно задыхается, хотя мужчина не давил слишком уж сильно. — Почему держишь?

— Боль — часть нашей жизни. Она помогает быстрее понять свою сущность и мир вокруг. Сабмиссив — раб психологии, ведомый, готовый на многое, лишь бы получить новую порцию кайфа. Ты еще мечтаешь попробовать розгу?

— Нет.

— Тебе страшно?

— Да!

— Это хорошо, очень хорошо. Потому что если перестанешь бояться, забудешь стоп-слово… оно вообще станет ненужным. Ты начнешь принимать от господина все, абсолютно все: оскорбления, пытки, унижения — как награду за свое послушание. Ты будешь рад каждой новой больной фантазии ублюдка. Забудешь стоп-слово, и начнется насилие. Ты должен бояться!

— Я боюсь, — Джеджун сморгнул слезы.

— Кажется, не слишком, раз раздумываешь, соврать мне или нет.

— Это не так!

— Что сказала Рина? — Юнхо убрал ногу, больше для того, чтобы видеть лицо Кима. — Перед тем, как ты вернулся к друзьям?

Дже сглотнул вязкую слюну, судорожно выдохнул. И застрочил, как из пулемета.

— Сказала, что ты все выдумал… ну, ту историю со шрамом…что ты лечился в дурдоме из-за издевательств Аюми, что у тебя кукушка двинулась, что ты принимал «колеса», но бросил и поэтому временами тебя накрывает! Она сказала, что ты любил ее, поэтому пустился во все тяжкие, — Джеджун всхлипнул и резко замолк, ибо спазмом скрутило горло. Когда отпустило, он выдавил. — Она… я… ч-что она с тобой д-делала?

— Рина разве не рассказала? Уж кто-кто, а она обожает расписывать во всей красе.

— Я н-надеялся, что она преувеличивает.

— Эти сестрички всегда жили на полную катушку. Одна мазохистка, вторая садистка. Друг с другом они не играли, потом Рина подсела на наркоту и «Тема» ей стала не интересна, а Аюми наткнулась на меня. И мы тоже потом вышли за пределы игры.

— Почему?

— Доминант и сабмиссив получают взаимное удовольствие от «Темы», пси-садисты же твари, которые получают удовольствие от страдания нижнего. Наряду с физическими, жертвы получают моральные травмы. Но это все херня, можно привыкнуть ко всему. Точнее, уже не будешь ни на что реагировать. Самое жестокое, что пси-садист может сделать, это бросить партнера, оставить без ежедневной порции страданий. Вместо облегчения, пустота пожирает изнутри. Аюми приучила жить для нее и ради нее, создала ад, и кинула меня там одного. Вот что ужаснее всего. Ни Рина, ни Такахиро и близко не представляют, что это такое, каких бы умников из себя ни корчили. Самое милосердное, что они могли сделать со мной, это оставить медленно помирать в том подвале.

Дже даже не осознал, что тихо рыдал, вслушиваясь в каждое слово мужчины. Стоило тому замолчать, Ким всхлипнул и подавился, закашлялся.

— Почему ты плачешь?

Дже отпустил ногу доминанта и накрыл ладонями покрасневшее лицо, прячась от пронзительного взгляда.

— М-мне, п-правда, страшно, — прогнусавил он. — Я не хочу как ты… не смогу все это выдержать если… если ты начнешь меня к-калечить… Я люблю тебя! Люблю! Но мне страшно, блять, страшно до усёра! Я боюсь, что ты бросишь меня, потому что отрицаешь любовь в «Теме». Боюсь, что, оставшись с тобой, я полюблю унижения и превращусь в жалкого раба, писающего от восторга при виде паяльной лампы! Я хочу быть с тобой, но я так боюсь!

Внезапно хлопнула дверь. Джеджун вздрогнул. Выглянув из-за ладоней, он оглядел пустую гостиную. Тишина давила хуже ноги доминанта, долбилась в уши.

— Ю-юнхо? — перекатившись на живот, он позвал умоляюще. — Юнхо!

Никто не ответил. Окосев от накатившего ужаса, Дже вскочил и кинулся в коридор. По пути он сшиб журнальный столик, но даже не почувствовал боль в ушибленном колене. Не думая о том, что обнажен, он намеревался выбежать в подъезд. Но тут различил звуки льющейся воды. Юнхо скрылся в ванно, чтобы остыть. Ну, или пытался утопиться.

Дже ощутил облегчение, подполз к двери ванной комнаты и сел ждать, хлюпая носом. Чем больше времени проходило, тем сильнее он чувствовал досаду. На себя, на Юнхо, на блядских близнецов, испоганивших не только свои жизни, но и многие другие. Слезы высохли, разболелась голова. Пребольно пульсировало колено.