Будет больно

— Маша, — поправляю я его. — У меня к тебе будет последняя просьба.

— И какая же? — Фил подходит ближе. — Не всем отомстила?

— Помоги паспорт поменять.

— Снова хочешь начать жизнь с чистого листа? — спрашивает серьезно, даже грубо, и от этого тона мне становится не по себе. — Уж не с пасынком ли своим? Хотя вряд ли, он должен тебя ненавидеть и желать стереть в порошок.

Уже стер, только вряд ли сам это понял.

— Фил, просто помоги, и мы разойдемся.

— Разойдемся? — он зло смеется. — Ты сама себя слышишь? Мы с тобой слишком крепко повязаны, — наклоняется к моему лицу и ведет пальцем по скуле, а я зажмуриваюсь. — Что ты, милая? Не нравится? А с этим сопляком тебе нравилось трахаться?

— Такое впечатление, что ты ревнуешь, — распахиваю глаза и с вызовом смотрю на Фила.

Взгляд его еще больше ожесточается, а слова парализуют:

— Ты никуда от меня, детка, не денешься. А если попробуешь свалить куда-нибудь, то я тебя сдам ментам. Счет в Карибском банке кто открывал? Кто пятнадцать лет жил с чужими документами? Попробуешь сдать меня, я потащу тебя за собой. Видишь, милая, сам бог велел нам идти рука об руку по жизни.

— Но… — я не знаю, как сказать, чтобы не разозлить его еще больше. — Фил, я беременна.

Он отстраняется так резко, будто я сказала, что у меня проказа. Смотрит, и даже щека его немного дергается.

— Значит, так, — наконец-то говорит ледяным тоном, и я понимаю, что в его решении для меня не будет ничего хорошего. — Идешь на аборт, и это не обсуждается, — добавляет, заметив, что я собираюсь возразить.

— Какое ты имеешь право?..

— Я? — повышает голос, снова подходя и нависая сверху. — Какое право имею я? Милая, кто тебя вытащил из дерьма? Кто отогрел, напоил, накормил? Пожалел девчонку — и вот благодарность?

Он манипулирует мной, но все равно странный укол совести пробивает грудь. Неужели я была недостаточно благодарной?

Глава 46 Лиза

Фил видит мое временное замешательство и продолжает давить, но сбавляет обороты:

— Лиза, милая, — меня уже начинает коробить от его «милая», — нам же было так хорошо вместе, — снова проводит рукой по моей щеке, но на этот раз я не зажмуриваюсь, а дергаюсь, ударяясь головой о раму. — Хочешь, мы вернем то время, снова станем счастливыми? И сама подумай, ребенок никак не вписывается в нашу жизнь.

— В твою, может, и не вписывается, а в мою очень даже, — говорю спокойно, чтобы не вызвать очередной приступ агрессии.

— До тебя, кажется, не доходит, — удрученно качает Фил головой, а потом резко дергает меня за руку на себя.

— Мне больно, — эта фраза становится почти моим девизом.

— Лиза, ну какая из тебя мать? — усмехается он мне в лицо. — У тебя не было достойного примера перед глазами. И что потом, когда тебе надоедят пеленки-распашонки? Когда ты увидишь в этом ребенке свою ошибку? И он ведь будет напоминать тебе о боли, которую тебе принесли те люди, и о боли, которую ты причинила им. Этот сопляк не простит тебя, он еще слишком юн и вспыльчив. Уверен, сейчас он трахает какую-нибудь шлюху и топит воспоминания о тебе в бутылке.

Каждое слово — нож в сердце. Но я уже не поддаюсь на манипуляции.

— Почему, Фил, ты помогал мне? Ты же не глупый человек и понимал, чем это чревато. Неужели все дело в деньгах?

Он вжимает меня в подоконник, глядя как на идиотку. Я прогибаюсь под его напором до такой степени, что поясница вот-вот переломается, а голова моя оказывается уже на улице.

И вдруг проскальзывает мысль, что Фил меня вышвырнет запросто в открытое окно. Свободной рукой нащупываю стоящую на подоконнике сумку и с размаха бью. Хватка слабеет, Фил делает шаг назад, держась рукой за висок, и выплевывает:

— Сука!

— Я знаю, — отвечаю, пытаясь боком прорваться к выходу.

— Не выйдет, — Фил преграждает путь, уже не обращая внимания на стекающую по лицу кровь.

— Ты получил деньги, что тебе еще надо? — срываюсь на крик, понимая, что я в капкане.

Вечная ловушка, в которую я сама себя загнала. Хоть ты действительно в окно выходи.

Фил уже не наступает, но я знаю, что вступать с ним врукопашную бесполезно. И даже не себя жаль. Себя мне уже давно не жаль — только ребенка. Он не виноват. И ему делать больно я не хочу.

— Знаешь, милая, я помню, как нашел тебя, такую замерзшую, запуганную. Но твои глаза… — Фил улыбается с какой-то ностальгией. — В твоих глазах я увидел силу и стойкость. Да и поступила ты не так, как все. Другая бы переспала с директором детдома, надеясь, что он поможет ей в будущем. А ты предпочла сдохнуть на стройке от голода и холода, но не позволила этому мужику себя коснуться. Я восхищался тобой, Лиза. Мы бы вместе могли горы свернуть.

— Прямо Бонни и Клайд питерского разлива, — не сдержала я горькую усмешку. — Фил, мне это больше не надо.