Будет всё как я хочу (СИ)

   Юный пастух освободился из объятий и надменно вскинул голову.

   - Она и вправду охотница до мужского пола, - радостно заявила Лукреция-младшая, ложась пышным бюстом на подоконник.

   Мария хихикнула.

   Пьетро отпил из кубка.

   - Подумаешь, гордый какой, - шепнула Леонелла.

   - Да, похоже, она ему безразлична, - разочарованно проговорил Лоренцо.

   - Почему? - встрепенулся Джулиано.

   Дверь скрипнула, и за спиной раздался вдохновенный шёпот:

   - Джиневра, ну пойдём посмотрим. Хоть одним глазком.

   Обречённый вздох знаменовал согласие, и Джованни на цыпочках подкрался к брату и невестке. Джиневра, как нарочно, громко топая, тоже присоединилась к родственникам.

   - Одни мы, как дураки, голодные останемся, - проворчала она, изучив обстановку.

   - Угощайся, - рассеянно откликнулась Лукреция, припав к окну: Давид только что сошёл с пьедестала и, звеня бронзовыми сандалиями, пустился бегом от Царицы Савской.

   - Да почему он убегает? - с досадой повторил Джулиано. - Она же красивая.

   Мария снова хихикнула.

   Бьянка вздохнула.

   - Может, ему вообще не нравятся женщины? - резонно заметила Луркеция-младшая.

   - И если учесть, кто скульптор, - прибавил Пьетро, обнимая младшего сына и вручая ему, украдкой от матери, свой кубок.

   - А кто?

   - Донателло, - подсказал Лоренцо. - Я его помню.

   - А кстати, ты не помнишь, кто позировал? - спросил Джованни.

   Братья переглянулись. Они оба запомнили юношу с медными локонами, острым носом и тоненькой талией, но начисто забыли его имя.

   Пьетро пожал плечами.

   - Между прочим, - заявил Джованни зевающей жене и заинтригованным племянникам, - этот Давид мог бы стать моим двойником: мне предлагали позировать.

   - Представляю тебя нагишом и в соломенной шляпе, - фыркнул Пьетро.

   - Завидуй молча.

   - Да мне тоже предлагали. Но узнали, что мне уже двадцать семь и что я собираюсь жениться - и как-то резко охладели.

   Тем временем несостоявшийся двойник братьев Медичи спрятался за кипарисом, а мудрая правительница Савы ходила кругами по саду, выискивая жертву.

   - Ну вот, теперь я всю ночь буду мучаться вопросом, как же звали натурщика, - нарушила тишину Лукреция-старшая.

   - Лучше задайся вопросом, как нам прекратить эту вакханалию, - парировала Джиневра, подобравшись-таки к гусиной печени на подносе.

   - Так у Альбицци скоро праздник, - щёлкнул пальцами Джованни. - Они же договаривались о венчании. Помните, к нам отказался прийти священник? Подарим им и Соломона, и царицу - символический такой подарок, им польстит.

   - А что, неплохая мысль, - повернулся к жене Пьетро. - А вместо них что-нибудь новое закажем...

   - А если они вернут подарок? - задумалась Джиневра.

   - Не вернут, - улыбнулась Лукреция. - Потому что не застанут нас дома. Такую жару лучше пережидать за городом...

   - В общем, Джакомо, - старый Медичи снял шаперон и отёр пот со лба, - присылай все документы в Кареджи. Мы до конца лета пробудем там... Нужно было раньше уехать.

   - Пожалуй, мы с Ренатой последуем вашему примеру и навестим её родителей, - отвечал нотариус, снимая очки и промакивая платком переносицу. - На редкость душное лето. Так что я не раз ещё к вам наведаюсь.

   - Заодно обсудим "Диалоги" Платона, - оживился Козимо. - Ты ведь прочёл?

   - Прочёл. Теперь за них взялась Рената. И, кажется, скоро родится пародия.

   - С удовольствием стану крёстным отцом этой новорождённой, - Козимо подался вперёд. - Кстати, Джакомо, ты случайо не помнишь, кто позировал для Давида - ну, у нас в саду? Мои меня совсем замучали: "кто?" да "кто?".

   - Помню, - кивнул Джакомо Винченцо и вернул очки на свой острый нос. - Я.

   Синьор Медичи на мгновение онемел.

   - Ты?..

   - Ну... жизнь коротка, а искусство вечно, - нотариус отвёл взгляд куда-то за спину хозяина дома. - Хотелось, чтобы меня запомнили молодым и красивым... а не занудным юристом, посадившим зрение на крючкотворстве... Правда, я был тогда очень худым, и Донателло пришлось сглаживать мои торчащие рёбра... Но вроде естественно выглядит. Кстати, а где те портреты, что всегда обрамляли окно?

   - А?.. Портреты... Мы их подарили, - Козимо качнул головой. - То-то мои удивятся...

   В осиротевшее окно был виден сад, где под самым солнцем в чашу фонтана смотрелся бронзовый юноша с отстранённой улыбкой, принимая как должное собственную красоту.

III. Всё своё ношу с собой

   Удивительно, но бывали дни, когда Лукреция проникалась любовью к Джиневре. Это случалось каждый год, за неделю до переезда в Кареджи, или Кафаджоло, или другую деревню, где над всеми постройками возвышалась их вилла. Джиневра единственная из всей семьи умела собираться очень быстро. Гребень, столовый прибор и косметику она заворачивала в платок и прятала в запасные туфли, туфли заворачивала в сменное бельё и платье, помещала всё в сумку, вешала на пояс флягу - и была готова отправляться хоть на край света.

   - Моя матушка часто ходила в паломничество и брала меня с собой, - объясняла невестка. - В дороге она научила меня обходиться малым.