Будильник в шляпной картонке. Колокол смерти

– Вы – Феррис, человек, которого разыскивает полиция. Но это не имеет значения. Повторяю, здесь вы в безопасности.

– Вы укрываете преступника, – хрипло поговорил Феррис.

– Никто не может заставить церковь выдать человека, ищущего ее защиты. Это старый закон, и для меня его вполне достаточно.

– Я не собирался тревожить вас. – Феррис говорил медленно, с трудом. – Я дошел до края.

– Разве могли вы выбрать лучшее место?

– У меня есть знакомый – юрист, я просил его помочь мне, но он отказался. Сказал, что его долг – сдать меня полиции.

– Но я не юрист. Тут все по-другому.

– То есть вы готовы оставить меня на ночь?

– Не можете же вы оставаться на улице. Слишком сыро.

Феррис встал; от долгого пребывания на свежем воздухе он продрог, члены сводило, измученный душой не меньше, чем телом, он с трудом держался на ногах. Не говоря ни слова, он последовал за своим поводырем и через боковую дверь вышел на церковный двор, где под покрытым тучами небом, несколько клонясь набок, мрачно возвышалась каменная стена – большой нескладный дом приходского священника.

– Этот дом с пристройками был возведен во времена, когда у преподобного была жена и дети, количество которых выражалось двузначными числами, – пояснил пастор. – Ну а сейчас моими главными постояльцами являются мыши, хотя, по-моему, время от времени заявляется и крыса.

Пасторская экономка посмотрела на бродягу, вошедшего в дом вместе с хозяином, без тени любопытства; в ее глазах он был лишь последним в длинной веренице отверженных, вечно неустроенных людей, а также избежавших виселицы преступников, использующих неземную доброту пастора. Она принесла горячей воды, мыло, и Феррис побрился. Увидев в зеркале знакомое лицо, он испугался: теперь его так легко узнать.

Пастор предложил ему сигарету, напоил чаем и не задал ни единого вопроса.

– Мне хотелось бы знать, – через некоторое время проговорил Феррис, – что, по-вашему, мне следовало бы сделать.

– Полагаю, вернуться, – без малейших колебаний отозвался священник.

– Вы имеете в виду… в Лондон? Но ведь там меня немедленно схватят.

– На вашем месте, я избавил бы их от этих трудов.

– То есть сдаться самому?

– Полагаю, да.

– Но тогда я окажусь совершенно беззащитен.

– Более беззащитным, чем сейчас, вы быть не можете. Здесь вы даже на юридическую поддержку не можете рассчитывать. Между тем у вас имеется адвокат…

– Адвокат? У меня?

– Некто Крук. В ваше отсутствие он действует от имени вашей жены. Вы что, газет не видели?

– Я читал, что меня признали виновным в убийстве человека, которого я впервые увидел за пять минут до того. Но как мне доказать, что я этого не делал?

– Уж точно, не оставаясь здесь.

– Но я не собирался возвращаться. Ради жены.

– Жены? Вы хоть представляете себе, каково ей было все это время? Вы хотите, чтобы о ней говорили, что она жена человека, который добровольно расстался с жизнью – а вы это имеете в виду, не правда ли? – потому что ему не хватило духа предстать перед судом?

– Легко вам говорить. – У Ферриса отчаянно заходили желваки.

– Если вы ни в чем не виноваты…

Феррис слепо, умоляюще выбросил вперед руки.

– Если бы… если бы я и вправду был ни в чем не виноват. Но это не так.

Глава 9

История, которую он поведал пастору, сидя перед горящим камином и совершенно забыв о слушателе, переживая былые страдания, страх и бесконечные предчувствия бед еще горших, была удивительна и печальна; это была повесть о заблуждениях и боли, таких же старых, как история самого человечества.

– Началось все это пятнадцать, нет, шестнадцать лет тому назад, – говорил он мистеру Кэткарту. – Случилось нечто такое, от чего я даже внутри себя так и не смог избавиться. И мне кажется, что последствия этого будут преследовать меня в могиле. – Он вздрогнул. – Которая, коли на то пошло, не так уж далека, – добавил он.

– И что же это было такое? – спросил Кэткарт с беспощадной нежностью, которую он испытывал к этому человеческому обломку, выброшенному на берега его жизни.

– Убийство. – Феррис глубоко вздохнул.

– Убийство, совершенное вами? – Ничто, казалось, не могло смутить пастора.

– Нет. Но я в нем оказался замешан. Думаю, если бы нас тогда поймали, виселицы мне было бы не избежать. Но никого не поймали. Никого.

– А человек, совершивший убийство, – что толкнуло его на такой шаг?

– Это тот самый, кто десять дней назад убил Уркхарта в Кэмден-тауне.

– Уверены? – Пастор выбил трубку.