Он быстро лезет в окно и начинает помогать старику сматывать сети.
Весело беседуют.
— Избушка у Данислова не снится? — с улыбкой спрашивает Аверьян.
— Да-а-а… Скоро то время. У меня с самим согласовано: только до осени. Как глухарь на сосну вылетел, так меня больше в Костиной горке не увидишь.
— А кто сторожить будет?
— Подговорю Ермошу.
— Ермошу самого понеси, не услышит.
— Но-но, ты меня не дразни, найдем сторожа!
Аверьян смеется.
— Надо попросить Устинью Белову, может быть, согласится, — говорит он.
Они долго беседуют. Онисим рассказывает даже несколько присказок:
— Бывало, мужик-то с бабами пошел в лес, да и заблудились. Мужик залез в елку посмотреть, а поднялся ветер, шорох. Он и кричит бабам: «Ой, улечу!» — «Не улетай, а то мы одне останемся!» (Думают — от них улетит.) Мужик-то лишь с елки полетел… Вот они и остались…
Оба смеются.
— А ночевать все-таки иди домой, — говорит потом Онисим. — Держись, а то улетишь, как этот мужик.
И Аверьян идет домой.
Ночи — как обрезало — стали темны и влажны.
Он бойко топает по земле босыми ногами. Старик Онисим всегда умеет подбодрить!
В Старом селе редкие огни. Во тьме, на крыльце Маносовой избы слышатся тихие женские голоса. Одна из женщин передразнивает Аверьяна:
— Топ! Топ! Топ!
Аверьян останавливается. Женщины затихают.
— Не могу узнать по голосу, — говорит Аверьян.
— Это ты, Аверьян?
— Я.
Теперь он узнает голос Анны — жены Васьки Хромого.
— А мы вязки делаем, — сообщает Анна. — Днем, если машина хорошо пойдет, так делать некогда.
— Когда спать-то будете?
— Когда все уберем, тогда выспимся.
— Какие молодцы!
Он легко прыгает через изгородь, опершись на нее руками, и подходит к темному крыльцу. Наклоняется по очереди к каждой, стараясь узнать. Третья с краю — Настасья. Он слышит ее дыхание и чувствует на себе ее теплый взгляд. Быстро отклоняется.
— Чего пришел? — говорит Настасья. — Опять какую-нибудь сговоришь, застанут в овине…
Бабы смеются.
— Беда не велика, если и сговорю…
Для виду он осматривает у них вязки («Много ли наделали-то?») и идет.
Вот как она смело! Пожалуй, не сразу найдешься, что ответить. Он вспоминает о их маленьком заговоре, и это прибавляет ему силы.
В семье Вавилы все мирно. С Аверьяном Вавила как ни в чем не бывало встречается, разговаривает.
— Давеча ты куда-то быстро побежал.
— В лавку ходил. Приехала на каникулы Аленка.
— А!.. Большая уж у тебя дивчина стала.
— Да вот закончила восьмой класс. Говорит — все на отлично!
Вспомнив о дочери, Аверьян хмурится. Выйдя из машины, Аленка бросилась к нему, но увидела на дороге баб и опустила голову. Правда, она говорила с ним, рассказывала о дороге, но в глаза отцу не смотрела. Сплетня, вероятно, дошла и до нее.
Знает ли о сплетне Вавила? Если знает, то в чем дело?
Вавила продолжает встречаться с ним.
Аверьян пробирается задворками в Малое поле. Вавила видит его в открытое окно и машет рукой. Аверьян останавливается в нерешительности. Потом подходит к окну. На столе самовар. Сияет фарфоровая утка — сахарница. Настасья в белой вышитой рубашке. Волосы опрятно забраны в пучок. Тут же старуха-свекровь и сын Колька. Он сильно похож на мать.
— Что, дорогу закончили? — спрашивает Аверьян.
— Пока до Азлы. Признаться, и надоело. Каждый выходной взад-вперед сорок километров! Да ты давай заходи! Настасья, налей ему.
Аверьян заходит в избу. Старуха молча и, как ему кажется, злобно сторонится. Он берет из рук Настасьи чашку, не торопясь щиплет сахар.
До чего уютно у них в избе!
— Теперь у нас в партийной организации будешь, — говорит он. — Станешь помогать в работе.
— Да. Станем работать помаленьку. Азыкин все тут?
— Прикреплен к нашей организации. Бывает часто.
«Как это так я быстро согласился, пошел!» — с досадой думает Аверьян.
Ему кажется, что он крадет тут все: сахар, пироги, место за столом рядом с недружелюбно притихшей старухой.
Сейчас Настасья не смотрит ему в глаза, разливает, слушает их беседу.
Молчание. Испугавшись этого, Аверьян начинает разговаривать с ребенком.
— Ручкой-то, Коля, не надо. Возьми ложечку. Ручкой вытри о подол. Вот так.
Настасья говорит сыну:
— Скажи дядюшке, чтобы взял пирога!
Старухе надоедает молчание. Она принимается сообщать новости:
— Лукерья Ермолаева хвастает. Сын из тюрьмы вышел. На свету пришел, постучался у ворот, открыла: «Мое красное солнышко!» Заплакал: «Мама, ты жива?..»
— Долго ли поживет? — говорит Настасья. — Боюсь, до первой рюмки.
— Ну, сейчас руки-то ему окоротили.
Теперь мужчины молчат, слушают их. Аверьян ждет удобного случая уйти. Потом говорит:
— Эх, забыл отправить в район сводку. Так на столе в сельсовете и осталась!
Он поспешно выходит из-за стола, благодарит и бежит на улицу.
Однажды Аверьян замечает, что Вавила пристально следит за ним и, насторожившись, ждет.
— Слушай-ка, Аверьян, — говорит Вавила. — Давай в выходной катнем к озеру Воже на уток?
— На уток! — стараясь оттянуть время, произносит Аверьян.
— Да. Ведь сезон-то начался!
— Давай! — с трудом выговаривает Аверьян и быстро поправляется: — Я скажу Ивану Корытову.
— А зачем? Вдвоем съездим.
Аверьян пробует улыбнуться.
— Ну, что же, вдвоем больше достанется.