Будни Ада (СИ)

Мы нашли укромное место за деревней, в двух-трех километрах дальше по трассе, на берегу небольшого озера, возле леса. Разожгли костер, насадили на палочки купленные в деревенском магазине сосиски, и начали их коптить, чтобы сделать хоть немного вкуснее этот продукт отечественного производителя. Мужик расположился недалеко от нас, он смотрел в нашу сторону, но не шевелился. В какой-то момент он просто стал фоном, но, каждый раз, когда я смотрел в его сторону, он как будто оказывался ближе к нам, хоть и сидел абсолютно в той же позе.

Мы выпили, закусили. По организму начали стремительно распространяться любовь и доброта. Даже Сатану накрыло этой волной, и он обратился к мужичку:

- Да хер с вами, многоуважаемый, садитесь с нами, разделите наш скромный ужин.

Мы даже не заметили, как мужик встал и подошел к нам, он просто моментально материализовался возле костра, в той же позе, и все в той же позе, в которой сидел мгновение назад. Иван Иванович, представился, - Гольдштейн. И смущенно добавил, - Да, и такое бывает.

(Чебурашка, закуривая)

- По вам, Иван Иванович, сразу видно, до чего довели жиды русского человека, прямо сердце кровью обливается.

(Иван Иванович Гольштейн)

- А вот вы зря иронизируете, я ведь действительно пытался стать русским, и отец мой пытался стать, и дед, и так уж заведено у нас в роду, что мы постоянно пытаемся стать русскими, но предки мои не смогли пройти этот трудный путь, а у меня почти получилось.

(Сатана)

- Рассказывайте, уважаемый, мы всегда рады интересной истории, если она есть у вас. Вы, главное, пейте, и закусывать не забывайте!

(Иван Иванович)

- Я не буду углубляться вглубь веков, начну с того, что было не далее как сто лет назад. В то тревожное время мой прадед, Пинкус Яковлевич Гольштейн, как было модно среди евреев той эпохи, состоял в партии Социалистов-Революционеров, правда, ему отчаянно повезло, он был левым эсэром, что дало шанс быстро найти общий язык с большевиками после их октябрьского переворота. Через какое-то время он был назначен командиром отряда продразверстки, ездил по деревням и отжимал у русских крестьян, конечно во благо мировой революции, хлеб и прочие продукты, ну и конечно серебро, золотишко и прочие "излишки". Но человек он был, скорее всего, интеллигентный, не мог не чувствовать, не понимать ту несправедливость, которую он вершил по отношению к русскому народу. Скорее всего, он хотел покаяться перед людьми, хотел вымолить прощение, но не успел, всему помешал случай. А случай был такой. В тех краях, где действовал отряд под руководством моего прадеда, началось крестьянское восстание, стремительно, молниеносно, как это было принято в те времена. Моего прадеда, естественно, никто предупредить не успел, что народец бунтовать вздумал. Так вот, ехал он со своим отрядом, под красными знаменами и кумачовыми лозунгами, в очередную волость, отжимать хлебушек во благо всеобщего счастья и справедливости. Подходят они к этому селу, а вместо местного комбеда, милиционеров и комсомольцев их встречает пулеметная очередь и стрельба из всякого рода ружей и винтовок. Отряд понял, что самое время смываться, развернулись, а со стороны леса по ним тоже начали стрелять, потом со всех сторон посыпалось озверелое быдло с вилами, топорами, ухватами или просто с дубинами, и каждый норовил ударить героических красноармейцев. Долго мудохали героев, а потом тех, которые выжили после стрельбы и последующей экзекуции, поместили в деревенскую читальню, которую ранее построили здесь другие эсеры, дабы просвещать темный русский народ. Этот самый темный русский народ и определил избу-читальню в только что созданную волостную тюрьму. В тюрьме уже сидели представители комбеда, пара милиционеров и особо ярые сочувствующие коммунякам. С вновь прибывшими продотрядовцами в тюрьме набралось человек пятнадцать. Время от времени кого-то выводили и возвращали уже еле живого после очередных побоев. До утра дожили не все, и выжившие уже просто завидовали мертвым.

(Чебурашка)

- Карочи, Склифосовский. Где тут обряд русского гиюра?

(Иван Иванович)

- Простите, я, действительно, наверное, слишком многословен и уже начал вас утомлять...

(Сатана)

- Нет, вы интересно излагаете, а на ушастого не обращайте внимания, он просто быдло и люмпен. И да, вы, главное, пейте, и не забывайте закусывать.

(Иван Иванович)