Будни Ада (СИ)

Он всеми силами пытался искупить в ее лице свои грехи перед русским народом. Он предавал, лгал, превышал полномочия, писал доносы, все ради любви, все ради покаяния перед русским народом, народом-великомучеником. Моя бабка жила в достатке, даже роскоши, но деда ненавидела. Но что она могла сделать, ведь он не был простым смертным, он был сотрудник НКВД, хоть и переведенный на менее кровавую работу. В 1947 году у них родился сын, которого он нарек Иваном. Но злой рок уже навис над ним, в виде статьи за вредительство. Десять лет лагерей, с последующим поражением в правах еще на десять лет. Ему, как бывшему вертухаю, в лагере пришлось совсем несладко. Но Бог вспомнил про него и послал великую амнистию 1953 года. Он вернулся, много пил и бил мою бабку, вымещая на ней все зло, которое совершил русский народ с нашей семьей. Через два года он погиб в пьяной драке.

(Лыков)

- Мужик, ты загрузил как баржу. Нужно выпить!

- Не откажусь!

Выпив и закусив, Иван Иванович закурил и продолжил свой рассказ:

- Иван Иванович, мой отец, рос уже в относительно свободном обществе, был уже Двадцать второй съезд партии, наступила оттепель. Достигнув совершеннолетия, он решил начать искупать вину перед русским нардомбез какой-либо кровавой прелюдии, не дожидаясь какой-либо войны. Сначала у него ничего не получилось, помешала служба в армии, потом институт, а уж после он развернул свое покаяние на полную мощность. Нет, он не был таким героем, как его славные предки, он не был способен на героические поступки, он любил русский народ, можно сказать, продал ему душу. Эта проданная душа материализовалась виде нескольких книжек о скромной красоте русской деревни, о просторах и величии и доброте людей, населяющих эти просторы. Естественно, публиковался он под псевдонимом. Кроме эпических книг, он еще писал в газету о быте села. В одной из командировок в какой-то колхоз-миллионер, где ему предстояло посвятить несколько восторженных строк открытию свинарника, он встретил девчушку... В 1960 году у них родился я. Отец был русофилом, поэтому назвал маня Иваном...

Потом с ним случилась скверная оказия. Написал он очередную свою книжку про деревню. Сюжет был не новым, деревня попадала в зону затопления очередного водохранилища. Всю книгу "селюки" плакали и стонали о своей малой родине, только плакали и только стонали. Но, видимо, с соплями он переборщил, книгу "зарубили". Ну, зарубили и зарубили, с кем не бывает, решил мой батя, и взялся писать новую книгу о вернувшемся после армии в родной колхоз солдате, о его трудовых подвигах, о спорах с начальством, о поиске консенсуса, ну и о его любви, конечно. Писал он и не ведал, что в издательстве какой-то ушлый малый перепечатал его книгу про водохранилище и дал почитать приятелю, тот другому, другой третьему. И где-то в этой цепочке оказался секретный сотрудник КГБ. Моего батю, как автора самиздата, арестовали, но судить не стали, отправили на лечение в психушку. Два года надежных советских лекарств не сломили его тела, но сломили дух, он вышел разочарованный в русском народе, начал пить и бить мою маму. Он вымещал на ней обиду, даже не за психушку, не за убитую карьеру, а за то, что единственная копия его романа была изъята из оборота практически сразу, не позволив ему стать звездой диссидентского самиздата и благополучно смыться из совка. Через год его поместили в ЛТП, где он провел полгода жизни, после вышел трезвенником, долго не пил. И это, друзья мои, было лучшим периодом моей жизни. Трезвый отец перестал бить маму, устроился грузчиком на овощную базу, у нас появился дефицит, он стал уделять мне внимание, мы даже несколько раз ходили с ним в поход, в окрестные с Ленинградом леса, пару раз ловили рыбу в Ладожском озере. Но потом с ним случился рецидив, он снова запил и умер в белой горячке.

(Чебурашка)

- Мучительно хочется выпить!

(Лыков)

- Поддерживаю!

(Сатана)

- Согласен!

Выпили. Покурили. Снова выпили. Пауза начала напрягать, и мы спросили, есть ли еще истории у Иван Ивановича. А он как будто бы ждал этого вопроса, и с энтузиазмом продолжил свой рассказ: