В последний год он делал это чаще обычного.
Если прежде мог более или менее длительное время обходиться без сигарет, то теперь часто смолил, наплевав на все статьи о подрывании здоровья и опасностях, поджидающих курильщиков на каждом шагу.
Энтони вообще сомневался в действенности этих статей. Кто хотел курить, тот курил. Кто не хотел, тот и не начинал. Каждый распоряжался своей жизнью по собственному усмотрению.
Закинув школьную сумку за спину, Энтони преодолел расстояние, отделявшее от беседки, помахал приветственно, заметив, что Терренс посмотрел в его сторону.
– Твои зануды сегодня снова жгли и пепелили? – поинтересовался, спрыгивая со стола и затушив окурок пальцами.
Энтони поёжился.
Его всегда передёргивало, когда Терренс это делал, а тот практиковал нечто подобное на постоянной основе. Тушил пальцами и сигареты, и пламя свечи.
На одном из уроков естественных наук сделал это в присутствии большого количества людей, и Энтони помнил, как среди зевак пошли шепотки.
Терренс даже не поморщился, только посмотрел на них удивлённо и спросил:
– Что-то не так?
Никто не ответил.
Чуть позже Энтони объяснил ему, какое именно происшествие поставило людей в тупик. Терренс предложил научить его тем же фокусам. Энтони не особо горел энтузиазмом, но попрактиковаться согласился. Несколько раз прижёг пальцы, с тех пор больше не рисковал.
Терренс помимо прочего любил играться с зажигалками, проводя пламенем по коже. Вообще-то он к ней не прикасался, о чём и рассказал Энтони, пытаясь передать секреты мастерства. Но со стороны казалось, будто он действительно припаливает кожные покровы, оставаясь при этом совершенно равнодушным и даже саркастичным.
– Как и всегда, – Энтони поставил сумку на столешницу, зацепился взглядом за пачку писем, лежавших здесь же. – У тебя много новостей, как я посмотрю.
– Очень. И все хорошие. Меня готовы принять в любое из этих учебных заведений, если, конечно, я не провалю экзаменационные тесты.
– Мои университеты пока не удостоили меня вниманием, хотя я тоже отправлял обращение, – заметил Энтони, подтянув к себе всю корреспонденцию. – О, тебя действительно можно поздравить. Потрясающе!
– Если бы не одно отягчающее обстоятельство, – задумчиво протянул Терренс, взяв в руки стакан с кофе.
– Какое?
– Не столь важно. Лучше расскажи мне, как прошло заседание.
– Если они тебя так интересуют, почему бы не наведаться и не посмотреть своими глазами? Это лучше, чем сотня рассказов. – Энтони подтянул к себе второй стаканчик. – Чай? Спасибо. Как раз то, что нужно.
– Могу ещё и батончик предложить. Только он один, а нас двое.
– Традиционный спор?
– Само собой.
Энтони протянул руку, ухватившись с одной стороны. Терренс держал шоколадный батончик с другой стороны. Раздался тихий хруст. Большая часть осталась в руках у Энтони.
– Тот случай, когда победитель не получает всё, – заметил он иронично, отгрызая почти половину от своего выигрыша. – Кстати, а что было в твоём клубе? Вторую неделю подряд спрашиваешь о том, что делали мы, но не рассказываешь о том, чем занимаетесь вы.
– Я туда не хожу, – признался Терренс.
– Помнится, ты боготворил миссис Харт. Что теперь не так? Огорчаешь любимого учителя?
– Всё так. Просто не хочу.
– Действительно весомо, – иронично заметил Энтони. – Ещё немного, и я поверю, что золотой преподаватель испортился, лекции стали скучными, а потому все, кто ходил к ней, разбегаются.
– Я – далеко не все.
– Помимо тебя есть и другие беглецы.
– Да?
– Да. Рендалл уже две недели, как обсуждает политологию. Ты не знал?
– Нет. Не знал, – эхом повторил Терренс.
Понаблюдав за ним пару минут, Энтони готов был выдвинуть абсолютно сумасшедшую теорию о причинах, толкнувших одного сменить клуб, а второго прогуливать занятия. Оба сделали это не потому, что им наскучила история, и они решили найти себя в иных направлениях, а потому, что для обоих невыносимой стала мысль о нахождении в одном помещении. Рендалл решил уйти, чтобы не пересекаться на дополнительных занятиях с Терренсом. Терренс просто наплевал на них, поскольку старался избежать общества Рендалла.
Вообще-то Энтони хотел поведать другу историю сегодняшнего спора с Лейтоном, которого терпеть не могли почти все члены клуба политологов, а потому наверняка восхищались Рендаллом, сумевшим поставить самовлюблённого идиота на место парой метких фраз. Но понял, что этот рассказ не только не останется незамеченным, но и вовсе испортит Терренсу настроение.
Прикусил язык и никак не прокомментировал прострацию, в которую впал собеседник.
Терренс быстро совладал со своими чувствами, вновь улыбнулся радушно и поинтересовался:
– Так что там с твоими одноклубниками?
– Лейтон, по традиции, сел в лужу. Это было ожидаемо, конечно, но мы надеялись на проблески разума. Пока никак. В тот день, когда он скажет на заседании что-то умное, я попрошу налить всем присутствующим в аудитории шампанского за мой счёт.
Говорить о Лейтоне было намного безопаснее, это Энтони ощутил сразу, потому-то теперь и старался больше рассказывать о его промахах, нежели об успехах Рендалла.