Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Пара случаев, выходящих за рамки обыденности.

Событие под номером один.

Задание миссис Даглер – написать сонет.

Последствия, порождённые экспериментом с литературными формами.

Кэрмит превзошёл самого себя, ломая голову над созданием поэтического шедевра, неудивительно, что его творение признали лучшим. Юное дарование не упустило возможности покрасоваться перед аудиторией. Кэрмит свой шедевр потом декламировал, стоя у доски и неотрывно глядя на Алекса. Только конченый идиот не понял бы, что это представление, разыгранное перед многими, но для одного, тянет на признание в любви. Громкое такое признание, в присутствии немалого количества свидетелей.

Алекс лишь покачал головой и беззвучно засмеялся, опуская её, закрывая лицо рукой.

Кэрмит прошествовал на место, сел с невозмутимым видом и до конца урока не проронил ни слова. Только желваки ходили, и кадык дёргался, когда он сглатывал слюну.

Адресата послание не проняло.

Обсудили ли они это происшествие, покинув пределы класса? Даниэль не знал точно, но сильно сомневался в реальности реализации такого варианта.

Алекс вёл себя престранно. Он не отталкивал Кэри, но и не разрешал подойти ближе. Словно ставил эксперимент, а подопытный кролик, сам того не подозревая, позволял оценить показатели, снова и снова поставляя пищу для размышлений.

Ситуация номер два.

Очередное практическое занятие на курсе естественных наук. Биология, микроскопы, срезы листьев и прочая ерунда, не слишком важная, но, в целом, занятная. Разрезай, рассматривай, зарисовывай.

Легче не придумаешь задания, если руки растут оттуда, откуда нужно. У Алекса, видимо, с этим были проблемы. Даниэль не думал, что дело в трепете, спровоцированном пристальным взглядом Кэрмита, направленным на ладони Алекса.

Лезвие прошлось по листу алоэ стремительно, рассекая не только его, но и кожные покровы.

Кэрмит наблюдал заворожено за тем, как Алекс сдавливает повреждённое место, позволяя выступить бордовым каплям, после чего, наплевав на все правила приличия, проигнорировав присутствие многочисленных одноклассников, подался к нему и прижался губами к царапине. Собирал кровь, проводя языком по тонкой, набухающей покрасневшей линии, обхватывая палец губами, выпуская его изо рта и облизываясь после. Только что глаза не закрывал от наслаждения, а внимательно наблюдал за реакцией соседа, боясь упустить хоть малейший проблеск надежды на ответные чувства, или желание, если первого добиться не получится.

«Чего бы сразу в ширинку ему носом не ткнуться? Или не отсосать на глазах у всех? Вдруг оценит», – с отвращением подумал сидевший в самом конце аудитории, а потому имевший прекрасный обзор Даниэль, окончательно расходясь с лучшим другом во мнениях и понимая, что тонкая трещинка, появившаяся в их отношениях, грозит перерасти в огромный разлом.

Недолго ждать осталось.

Ещё пара выходок, и он снова сцепится с Кэрмитом, заявив, что у того вместо мозгов жидкая пресная овсянка.

Разговор с Гердой желанного облегчения не принёс. Она внимательно выслушала доводы, приводимые Даниэлем, а в финале выдала предположение сродни тому, что выдвигал прежде Кэри. Герда приписывала ему, правда, ревность иного типа, не любовную, а дружескую. Вроде как Даниэль почувствовал, что ему стали отводить меньше места в повседневном общении, потому и ополчился на Алекса.

– Нет, – ответил он, одаривая подругу тяжёлым взглядом и покусывая щёку изнутри. – Вы можете меня бросить, я не стану страдать и рвать волосы на голове. Приму, как данность, ведь это нормально, что люди сходятся и теряют интерес друг к другу, как в любви, так и в дружбе. Я говорю не о том, что чувствую себя забытым и брошенным. Понятно, что он интереснее, потому что банально новенький, а меня все знают давно. Я говорю об опасности и о том, что здесь явно что-то… нечисто.

Осознание реального положения вещей раскатывало его по асфальту. Стремительно и необратимо.

Даниэль чувствовал, что все его соратники уверенным шагом переходят под чужие флаги, поддерживая оппозицию, а он остаётся в гордом одиночестве. Гордом и бессильном одиночестве, если смотреть правде в глаза, неспособном изменить ход событий и остановить надвигающуюся катастрофу.

Один из вечеров Даниэль посвятил аутотренингу, разобрал предположение Герды по косточкам, оторвался от созерцания академии, бросил мимолётный взгляд в сторону Кэрмита, торчавшего в сети, а потому уделявшему повышенное внимание ноутбуку, вновь отвернулся.

Несомненно, дружба для Даниэля имела немалое значение, но он не был подвержен влияниям момента. Он руководствовался в поступках приказами разума, а не велением сердца, тщательно анализировал, просчитывал плюсы и минусы. Признавал, что способен прожить без поддержки Кэри. Теперь уже стопроцентно, не так, как в средней школе.

Он не ревнует. Совсем. Он боится, что Кэрмит окажется в очередной неприятной истории, но уже не выплывет из неё, а захлебнётся чёрной отравленной водой.

На фоне переживаний Даниэль вернулся к вредной привычке, покинутой, как казалось, навсегда.

Потянулся к сигаретам и начал курить гораздо чаще, нежели в былое время.