Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

– Ты можешь подружиться с любым, но сказать хорошему другу, что влюблена в него – выше твоих сил. Про Стивена, так и быть, промолчу, но, если интересует моё мнение: он тебе и не подходил. Трэйтоны в родственниках – это, конечно, отличная перспектива, но я рад, что ты им переболела и выбрала более подходящий по возрасту объект любви. Треверси, кстати, тоже чудесная партия.

– Я ненавижу твою расчётливость.

– Иногда она гораздо лучше сентиментальности.

– Теперь я начинаю вспоминать, почему так редко с тобой разговариваю, – процедила Герда.

– А я удаляюсь с чувством выполненного долга, – произнёс Кай, действительно поднимаясь на ноги и сбегая по ступенькам вниз. – И всё-таки… Николас не кусается, сестрёнка. Даже если откажет, это не будет контрольным выстрелом, поверь мне.

Герда промолчала.

Ей нечего было сказать, поскольку все разговоры о возможных отношениях вгоняли её в депрессию, напоминая об ошибках прошлого, о чрезмерно бурных реакциях на происходящее, и о дикой истерике, которую она закатила когда-то, услышав новость о помолвке старшего из братьев Трэйтонов.

О том, как закрылась в ванной, мучительно перебирая в мыслях варианты сведения счётов с жизнью. Тогда ей почему-то казалось, что существование потеряло смысл. Нелепо, если вспомнить, сколько лет ей исполнилось на момент выведения не слишком оптимистичных умозаключений.

Какие-то ничтожные тринадцать.

Двенадцать лет разницы – это, конечно, не смертельно, бывают и пары с большим разрывом в возрасте партнёров. Но Стивен Трэйтон, в принципе, не воспринимал Герду, как возможную любовь. В его представлении, она была всего-навсего подружкой младшего брата.

Милой, забавной, но мало ему интересной.

Герда же влюбилась отчаянно, чуть ли не до помешательства. Она лелеяла мысли о том, что вырастет и обязательно понравится Стивену, но он не проводил время в ожидании чужого взросления. Он нашёл себе невесту подходящего возраста, а Герда, и до того имевшая мизерные шансы, осталась не у дел.

Окончательно.

Сидя на полу, она заходилась в беззвучных рыданиях, перебирала упаковки с таблетками, смотрела зачарованно на нож для бумаг, пару раз даже рискнула провести им по коже. Поранила палец, увидела выступившую на месте пореза кровь, отшвырнула опасную вещь в сторону и зарыдала сильнее прежнего.

Она не могла сказать, сколько времени провела в добровольном заточении. Она вообще не собиралась оттуда выходить, но стоило услышать голос одного из Трэйтонов, и решимость пошатнулась. Герда открыла дверь. Когда Кэрмит перешагнул порог ванной комнаты, Герда продолжала сидеть на полу, уткнувшись лбом в колени.

Они проговорили почти до самого рассвета. Герда стыдилась своих слов, но рассказывала Кэрмиту то, о чём не могла поведать родителям или Каю, опасаясь его насмешек. Кэри слушал внимательно, не перебивая, не пытаясь давать советы и не хохоча над чувствами подруги, направленными на его старшего брата. Не отталкивал, когда Герда потянулась к нему, чтобы поцеловать. Однако на прикосновение губ он не ответил, позволив понять, насколько нелепо происходящее выглядит со стороны, всё равно, что стремительно идти на дно и хвататься за соломинку, надеясь на спасение.

– Тебе ведь совсем не это нужно, – произнёс, обнимая, притягивая к себе и баюкая, как ребёнка. – Так зачем?

– Не это, – выдохнула Герда в ответ, прижавшись лбом к его плечу и закрывая глаза.

Ощущение бесконечной усталости утягивало в свой плен.

В принципе, ничего особенного Кэри не сделал. Поступил так, как следовало поступить каждому человеку, находившемуся на его месте. Но само появление его в доме, разговор без снисходительных ноток в голосе, а на равных, понимание и нежелание воспользоваться чужой слабостью значительно возвысили Кэрмита в глазах Герды.

Герда свято верила, что кроме них с Кэри, никто в подробности того случая не посвящён, теперь поняла, как сильно заблуждалась.

Память услужливо подбрасывала картины мрачного дня, пробуждала мысли о тёмном силуэте, стоявшем в отдалении от двери, о голосе, что настойчиво требовал прекратить зацикливаться на ерунде и посмотреть на мир с иного ракурса.

Поразительно, но Герда совершенно не думала о Кае и его вкладе в развитие ситуации. Теперь обнаружила нисколько не удивительную закономерность. Кэрмит появился рядом с дверью, ведущей в ванную комнату сразу после того, как оттуда убрался Кай. Скорее всего, с его подачи и появился.

Но Кэрмита Герда обожала, а брата воспринимала ровно, хотя он делал не меньше. Просто характер у него был омерзительный, и всё, что он пытался провернуть из благих побуждений, обычно приводило к противоположному результату.

Используя одни и те же слова, Кэрмит успокаивал, а Кай доводил до слёз.

Кэрмит делал подарки так, что их тут же хотелось пустить в дело и активно использовать. Серёжки-листики, подаренные на день рождения, Герда носила несколько лет подряд и не собиралась снимать в ближайшее время.

То, что преподносил ей Кай, хранилось в дальнем ящике и практически никогда не видело света. В его словах неизменно находилось место для сарказма и ехидства, противных Герде.