Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Она расписала ему в красках историю знакомства с Кэрмитом, добавила ударную порцию жалобных нот, присыпала полученное блюдо словами о страданиях и ненависти к себе, щедро плеснула соуса, приготовленного из грязных подробностей и чернухи, желая произвести неизгладимое впечатление. Потом закрепила эффект, разыграв сценку непосредственно перед лицом благодарного зрителя.

В момент первого прочтения Алекс испытывал шок и омерзение.

Сегодня, повторно изучая послание, он видел наскоро слепленный коллаж, а не картину великого мастера.

Ты солгала мне, Аня, думал он.

Зачем?

Какие цели преследовала?

И что, на самом деле, случилось между тобой и Кэрмитом?

Жестокую сказку об изнасиловании, подтолкнувшем к суициду, принимать в качестве единственного возможного варианта я отказываюсь.

Наверное, не стоило заблуждаться с самого начала.

Если хотела, чтобы я отомстил за тебя, сломав ему жизнь, то просчиталась. Я не сделал этого прежде, не собираюсь делать и теперь. Раньше проскальзывали сомнения в правдивости твоих слов, а в настоящее время лишь они и остались.

Я больше тебе не верю.

Не хочу верить.

Действительно не хотел.

Осознать правдивость данного факта и не отбиваться от него всеми возможными способами, было нечеловечески сложно, практически нереально.

Признание приходилось вырывать из себя с мясом, оставляя кровоточащую дыру в груди, там, где по идее, должно было располагаться сердце.

Алекс видел в своих метаниях что-то по-настоящему омерзительное, неправильное от начала до конца.

Он неоднократно подвергал тщательному анализу все разговоры, так или иначе связанные с личностью подозреваемого, записанного девичьей рукой в категорию виновных заранее, до проведения судебного процесса. Компоновал полученные знания и приходил к выводу: несмотря на длительный срок пребывания в школе, ничего он не понял, ни в чём не разобрался. Запутался сильнее и умудрился не то чтобы полюбить подсудимого, но явно почувствовать недвусмысленный интерес к его персоне.

Отрицать можно было до бесконечности, игнорировать Кэрмита – тоже. Приложить больше, чем обычно, усилий, и всё прекрасно получится. Никто не узнает, не заподозрит и не выдвинет теорию о неравнодушии к определённому человеку.

Обманывать окружающих легко. Гораздо легче, чем полагают многие люди, не применявшие сей навык на практике. А ведь достаточно войти во вкус, и будет получаться играючи.

Вот только Алекс не знал ни единого удачного примера обмана самого себя. Наивному собеседнику можно улыбнуться и сказать нечто, противоположное ожидаемому заявлению, но себе говори, что угодно – мысль, засевшая в голове, намертво туда вколоченная, не уйдёт ни от лицемерной улыбки, ни от лживых слов.

Алекс сам не заметил, как начал коллекционировать моменты, связанные с Кэрмитом. К настоящему времени у него их набралось на целый фильм, а то и на франшизу с бесконечными продолжениями. Вроде тех, что старательно, с завидным постоянством, клепает Голливуд.

Он ставил себе своеобразный диагноз. «Переизбыток Кэрмита в крови». Порывался попросить Кэри пересесть обратно к Даниэлю, воздержаться от провокационных выходок, увеличить дистанцию, не приближаться, не нарушать границы личного пространства.

Стоило заикнуться об этом, и язык прилипал к нёбу. Алекс замолкал, не начав говорить, и снова убирал сумку, освобождая место, наблюдая в течение учебного процесса за скольжением ручки по поверхности листа, за тем, как Кэрмит грызёт колпачок и иногда, раздражаясь, постукивает ногтями по столешнице. Желание сделать нечто нестандартное посещало Кэрмита нечасто, в большинстве случаев он был сама сдержанность. И не скажешь, что в прошлом имеются скандалы, связанные с индустрией секса.

Он не был женственным, но жесты его вполне подходили под определение изящных. То ли потратил огромное количество времени на репетиции, потому теперь всё делал отточено, невероятно красиво, то ли от природы эту грацию получил.

Алекс часто ловил себя на том, что во время занятий, наблюдая за соседом, теряет связь с реальностью, и голос учителей доносится как через толщу воды. Он видит витиеватое письмо, кончик ручки, оставляющий на некогда чистом листе послание, постепенно переводит взгляд в сторону того, кто старательно записывает материал занятия, а приходит в себя только после того, как услышит обращение учителя. Наверное, Кэрмиту следовало позлорадствовать, но он всё тем же, отточенным жестом открывал блокнот и писал вопрос-ответ, который желали услышать от Алекса учителя.

– Спасибо, – выдыхал Алекс, когда его, удовлетворившись полученным результатом, переставали терроризировать, требуя очередного развёрнутого ответа, и отпускали с миром.

– Не за что, – бросал Кэри равнодушно, перекладывая учебные пособия с места на место, сосредотачиваясь на них, а не на собеседнике.

– Если тебя благодарят, значит, на то есть причины.