– Письмо. И дарителя. Обоих. Чтобы тебе с твоими пошлостями и склонности к плоским замечаниям было понятнее: у меня бы на Кэнди не встало. Меня от одного только его имени наизнанку выворачивает и всего трясти начинает, как в эпилептическом припадке. Если однажды он ко мне прикоснётся, я сверну ему шею. Всё. Слишком не моё, слишком… Да какую характеристику не подбери – любой параметр – слишком. Никакой гармонии. Он мне не нравится. А вообще, не тебе меня учить. Знаешь, я приму упрёки от кого угодно, но только не от тебя. Помнишь свою историю с Кейт? Помнишь, какие ощущения она пробуждала в твоей душе? Вот так же чувствую себя я, когда снова сталкиваюсь с этим парнем. Кажется, скоро он окончательно поселится под моим кабинетом и будет тут вместо секретаря. Как же он меня бесит, Терри. Если бы ты только знал. В сравнении с его настойчивостью даже Кейти проигрывает, а она была весьма назойливой девушкой.
– Бесит? – вскинув бровь, спросил Терренс.
У него, признаться, складывалось иное впечатление. Но стоило лишь заикнуться об этом, как Мартин моментально выходил из себя. Поднеси спичку, и вспыхнет так, что пламя поднимется до небес.
Терренс обернулся и посмотрел в сторону приёмной.
Ему показалось, что какая-то относительно небольшая вещь упала на пол с едва различимым стуком.
Мартин, поглощённый своей экспрессивной речью, не замечал ничего. Слышал только себя.
Поднявшись с места, Терренс направился к двери, желая проверить догадку. Остановился, поняв, что не ошибся в предположениях. Там действительно стоял посторонний. Рассмотреть его в деталях не удалось, но догадаться, кто именно притаился за дверью, не составило труда. Там мог находиться и жадно ловить каждое слово только поклонник Мартина. Парень со странным именем.
Взгляды пересеклись. Терренс приоткрыл рот, чтобы обратиться к наблюдателю, но тот сделал шаг назад, отходя от двери, развернулся и сорвался с места. Перешёл на бег. Он явно не был настроен на диалог и изначально не думал, что попадёт в поле чужого зрения.
– Безумно.
– Мартин?
– Я мечтаю, чтобы он поскорее свалил из этой школы, но, увы, впереди ещё полтора года… Впрочем, если родители не внесут плату, есть шанс попрощаться с ним раньше.
– Мартин!
– Что?
– Для кого ты стараешься?
– В каком смысле?
– Для кого эта проникновенная речь?
– Здесь кто-то был? – Мартин нахмурился. – Ты серьёзно? Или опять тупые шутки?
– Слушай, ты, правда, не знал?
Мартин отрицательно покачал головой, поднимаясь из-за стола и выходя в приёмную, обычно занимаемую секретарём, но ныне пустующую. Недавнего присутствия постороннего человека здесь ничто не выдавало.
Почти ничего.
Терренс включил свет, и взгляды обоих братьев сразу же замерли на мелком значке. Наклонившись, Мартин поднял его, раскрыл ладонь, чтобы лучше рассмотреть. Сломанная булавка, ставшая причиной падения дешёвого аксессуара. Вещица крайне неуместная, недостойная находиться в гардеробе ученика элитной академии. На значке было всего лишь два слова. «Candy» и «Sweet». Сомнений относительно личности владельца не возникало. Ни единого.
– И как ощущения? – спросил Терренс.
Мартин сжал в ладони сломанный значок, прикрыл глаза и улыбнулся удовлетворённо.
– Я не жалею о своих словах. Так будет лучше. Для всех нас.
– А…
– И для него.
========== Глава 4. Тот, кто отказывается от политики отрицания. ==========
Кэндис не плакал. Совсем нет. Ему не пришлось душить глухие рыдания, хотя на всякий случай даже платок был припасён. Тот самый, с инициалами «M.W» и вышитой чёрной орхидеей. Фамильная вещица. Собственность семьи Уилзи.
Из возраста, когда слёзы кажутся панацеей и спасением от всех бед, Кэндис давно вырос, потому теперь в груди теснились лишь бессильная ярость и злость. Не на директора, а на самого себя и на сложившуюся ситуацию.
Он не хотел быть назойливым, вмешиваясь в жизнь младшего представителя семьи Уилзи. С самого начала учебного года, после столкновения с Трис, Кэндис смирился с поражением и постарался окончательно попрощаться с мечтами, не имеющими шанса на реализацию. Он принял это нерадостное открытие, как данность, не предпринимая попыток влезть в отношения, не преследуя Мартина, а глядя на него издали, радуясь, по мере возможности, когда тот выглядел счастливым.
Его односторонние чувства, кажется, давно потеряли статус «конфиденциально», став достоянием общественности и предметом активного обсуждения. Некоторые умудрились над этим увлечением посмеяться. К некоторым относился Гаррет Марвел. Его веселье разделили немногие, но Кэндису и того хватило.
– Ты такой жалкий в своей любви, Кэндис, – доверительно прошептал однажды Гаррет, положив ладонь ему на плечо и склонившись максимально близко, так, что дыхание скользило по коже. – И было бы, из-за чего страдать.
Кэндис не ответил на словах, просто развернулся резко и врезал однокласснику ребром ладони по лицу, после чего поднялся с места и вышел из аудитории. Ему не хотелось обсуждать незавидную судьбу своих чувств. Как будто он сам не знал об их обречённости, как будто сам не догадывался, что они действительно делают его жалким.