– Да, – решительно сказал Алекс. – В противном случае, всё закончится куда хуже для нас, чем для них. Они назовут себя жертвами немотивированной агрессии, мы окажемся её источниками. В качестве доказательства их вины можно было бы использовать то видео, что наснимал для дрочки одинокими вечерами помощник Арлета, но поскольку ты не хочешь выносить это на всеобщее обсуждение, нам следует перестраховаться. Они хотели столкнуть тебя вниз, я это увидел и вмешался. Меня порезали, я ответил тем же, пытаясь защититься, а не из-за жажды крови. Самооборона, только и всего. Не смотри так. У меня за плечами нет многочисленных жертв. Просто моя мать – эксперт-криминалист, кое-какие тонкости я знаю. Ты меня порежешь, мы вытрем лезвие и выбросим нож в мусорку. То, что эта вещь принадлежит Арлету, каждая собака знает, так что с определением владельца проблем не возникнет. Когда нож найдут, и если начнутся разбирательства, могут провести экспертизу. Сейчас на нём только кровь Арлета, а должна быть и моя, для убедительности.
– Сейчас на нём вообще крови нет.
– Есть, просто мы не видим. Готов поспорить на что угодно, под рукоятку затекло немного. Специалисты это обнаружат в два счёта, при условии, что будет проверка. А если не будет, всё равно перестрахуемся на всякий случай. Это не лишнее, как мне кажется.
– И что я должен сделать?
– Единственная твоя задача в данный момент – распахать мне руку. Только и всего.
– Я понимаю. Но как именно?
– По своему усмотрению. Только не так, как потенциальные самоубийцы режут, конечно.
– Я не знаю, как они режут.
– Тем лучше. А то загремлю по твоей вине в лазарет, и останешься в одиночестве. Некому будет подсказки на занятиях писать.
Кэрмит, ожидавший иного замечания, улыбнулся. Подставил ладонь, перехватил нож в полёте, вновь выдвинув лезвие и посмотрев на него, что называется, с другой стороны. Он неоднократно видел это оружие в руках Арлета, ощущал прикосновение холодной стали к коже. Один раз его даже оцарапали, не случайно, а намеренно. С огромным удовольствием он бы вогнал это лезвие в Арлета, но перед ним сидел Алекс. И это Алекса ему нужно было резать, пусть и несильно, но всё-таки.
Кэрмит понимал, что характеристика не самая подходящая, но к лезвию так и напрашивалось определение «зловещее».
– Подожди, – произнёс Алекс. – Надо что-нибудь подстелить, чтобы не запачкать кровать. Плёнку какую-нибудь.
– И где её взять?
– Пожертвую своей собственностью.
Алекс усмехнулся. Выхватил из стопки пару файлов, вытряхнул их содержимое на стол. Сами файлы разорвал и положил на кровать, прикидывая, насколько удачно получится реализовать задуманное, и не окажется ли постельное бельё заляпанным кровью, будто в том сне? Объяснять персоналу, откуда она взялась на простынях, было не с руки. Тогда бы вся их идея погорела за считанные секунды, а Алекс нуждался в железном алиби. Закатал рукава, ощущая, что наблюдение за ним не прекращается вовсе. Бросил мимолётный взгляд в сторону Кэрмита. У Трэйтона дрожали руки. Он явно не наводил на мысли о хладнокровном убийце, способном в мгновение ока разделаться с намеченной жертвой.
Алекс опустился на одеяло, протянул Кэрмиту руку, прошептав одними губами:
– Режь.
Кэри прикусил губу с той стороны, что не пострадала в драке, чтобы ненароком не попасть зубами на ссадину и не ощутить ещё больший дискомфорт.
Кончик лезвия скользнул по коже, приноравливаясь.
Решимости не хватало. Стоило только увидеть пару капель крови, чтобы она испарилась окончательно. Кэрмит закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов и не менее привлекающих внимание выдохов.
– Алекс, я не могу.
– Я понял, – вздохнул тот, с сомнением посмотрев на ранку, которую и назвать-то таковой получалось с огромной натяжкой.
Так, царапинка незначительная. Явно недостаточно для доказательства чужой вины и оправдания собственных порывов.
– И как ты поступишь?
– Думаю, времени у нас не так много. Если Арлет и компания направились в лазарет, уже скоро о происшествии станет известно директору, позовут нас. Когда мы придём к мистеру Уилзи, рана не должна быть свежей. Надо резать. Сейчас.
– Но я…
– Ты не сможешь. Уже говорил. Не повторяйся.
– Да. Не тебя. Прости. От меня совсем никакого толку.
– Найдётся, – произнёс Алекс, улыбнувшись. – Раздели мою боль, Кэри. И побудь обезболивающим.
Получилось пафосно, с замахом на театральщину, но более подходящих слов он не нашёл.
– Каким образом?
С пояснениями Алекс не торопился. Забрал нож, приставил его к своей руке. Прикрыл глаза, стараясь сосредоточиться.
«Ильинский, чёрт побери, что ты творишь?! – возмущалось подсознание. – Да вылетишь из академии и ладно. Какая разница? Для этого не обязательно добровольно себя резать, можно просто признать вину и свалить в закат. Но ты же не о себе думаешь, правда?».
Пришлось согласиться. Не о себе.
Владислав Владимирович любил повторять, как мантру, одни и те же слова.
Ильинские никогда не проигрывают.
Звучало самонадеянно, но Алексу нравилось. Вот и сейчас он не собирался нарушать семейные традиции.