Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Сегодняшний день стал исключением. Просто так получилось, что пришлось задержаться в школе, сосредоточившись на выпуске очередного номера газеты. Непрофессиональные журналисты разобрались со своими делами довольно поздно. Пожалуй, к моменту завершения своеобразной планёрки кроме них и директора, больше никого в школе не осталось.

Спустившись вниз, Кэндис услышал приглушённые голоса. Он подошёл к кабинету не потому, что желал в очередной раз напомнить директору о своём существовании. Он просто уловил в разговоре упоминание своего имени, разумеется, в очередной раз исковерканного, вот и решил полюбопытствовать, с кем именно Мартин обсуждает учеников.

Первым делом на ум приходила Трис, но теория оказалась ошибочной.

Мартин разговаривал с братом, был весьма откровенен и в выражениях себя не сдерживал. Так Кэндису довелось узнать правду об истинном отношении господина директора. Хотя, как узнать…

Скорее, получить подтверждение многочисленным подозрениям, что возникали прежде, а сегодня превратились в неопровержимый факт.

Мартин не испытывал к Кэндису тёплых чувств, он его ненавидел, а ревность со стороны невесты, спровоцированная нелепым стечением обстоятельств, только подогревала это неприятное чувство, увеличивая до максимальной отметки.

Кэндис сомневался, что его присутствие рассекретили с первых секунд, а потому нарочно разыгрывают спектакль, рассчитанный на одного зрителя. Если кто-то и заметил его, то точно не Мартин. Виной тому стала вовсе не беспечность и неумение конспирироваться, а простая случайность. Значок, у которого периодически произвольно открывалась булавка, расстегнулся в самый неподходящий момент. Вещица с легким стуком упала на пол, но этого было достаточно, чтобы Терренс насторожился и постарался определить источник звука. Кэндис хотел наклониться и поднять значок, но тут понял, что его заметили. Старший из братьев Уилзи сделал шаг к двери, а Кэндис отступил назад, понимая, что о его визите обязательно узнает и Мартин, раз уж улика осталась на месте преступления. На самом видном месте.

Плюс один пункт в копилку поводов для ненависти. Отторжение, что никогда не достигнет своего пика, с каждым промахом планка будет подниматься всё выше, и так до бесконечности.

Дверь общежития хлопнула, закрываясь. Кэндис прижался к ней спиной и прикрыл глаза. Постарался успокоиться, чтобы сердце больше не колотилось в груди с такой бешеной частотой и отвратительным, как будто оглушающим стуком. Разумеется, слышал это только он, но фантазия представляла иной расклад. Казалось, что слышат все. Все же понимают, что послужило причиной повышенной нервозности.

Кэндис провёл ладонью по ткани шейного платка, проверяя на всякий случай, надеясь на невозможное чудо. Разумеется, значка не было. Идиотская штучка с надписью, которая бесила в исполнении других, но отчаянно нравилась, когда её озвучивал Мартин. Было в этом произношении особое очарование, а ещё моментами посещало подозрение, что Мартин нарочно теряет в обращении последнюю букву. Ему нравится выводить Кэндиса из состояния равновесия. Пламя раздражения, мелькавшее в зрачках, стоило только ошибиться, допустив намеренную оговорку в имени, и вовсе приводило Мартина в экстаз.

Большую часть времени Кэндис его не понимал.

Лишь изредка мелькали какие-то искорки осознания реальной подоплёки совершения тех или иных поступков, и появлялось обманчивое мнение, будто два столь разных человека внезапно оказались на одной волне, а потом наваждение исчезало, всё становилось на привычные места.

Загадка, которую никогда не разгадать.

– На территории академии появились волки?

– Что? – удивлённо спросил Кэндис, посмотрев на одноклассника, так стремительно материализовавшегося перед ним.

– На территории академии появились волки? – терпеливо повторил свой вопрос Розарио.

Попытался придать лицу благодушное выражение.

Улыбка у него была весьма и весьма специфическая, а ещё производила эффект, обратный задуманному. Большинство людей, с которыми Кэндису доводилось сталкиваться на жизненном пути, улыбка украшала. В исполнении Роуза она походила не на проявление хорошего настроения, а на какой-то излом, трещину, проходившую по лицу, делавшую его неестественным.

Да, если говорить откровенно, то не только улыбка… Он сам по себе был специфическим, производил на окружающих неоднозначное впечатление и, в общем-то, давно заслужил славу человека, у которого не все дома.

Кэндиса это нисколько не смущало. Он давно пришёл к выводу: не существует людей без странностей. Вот только для каждой отдельно взятой личности предел этого определения будет разным. Пока небольшие отступления от общепринятых правил находятся в границах разумного, всё нормально. Почему, собственно, они должны напрягать и вводить в ступор?

Об этом он как-то сказал в столовой, сидя напротив Гаррета, утверждавшего, что Роуз, имевший в прежние годы склонность к поползновениям в сторону готики, чокнутый.

Розарио тогда не удержался и выплеснул Гаррету в лицо свой кофе. Холодный, само собой. После чего гордо удалился.