Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Алекс потянулся к бутылке и сделал несколько дополнительных глотков. Он почти не ощущал вкуса, не наслаждался его оттенками, но и не напивался в стельку. Он анализировал происходящее, этот разговор, так и не ставший бурным скандалом, в который раз возвращался к содержанию письма, написанного Анной. Сопоставлял с рассказом Кэрмита, вспоминал о том, как часто она, несмотря на заверения в любви, старалась уйти от общения, придумывая для этого самые невероятные предлоги, самые смешные и нелепые. Таковыми они представлялись теперь. Раньше не вызывали ни единого сомнения.

Кэрмит сказал, что они познакомились намного раньше. До того, как Анна уехала в Лондон.

Пустая почта и деактивированные профили в социальных сетях – с вычищенной перепиской там, где аккаунты можно восстанавливать – наталкивали на определённые подозрения. Анна не хотела, чтобы кто-то увидел, с кем она общалась и как это делала. На том же «Фейсбуке» у неё было несколько профилей. Она говорила, что от одного забыла пароль, а почту, по которой регистрировалась, давно удалила… Может, так оно и было, а, может, нет.

Она имела все шансы использовать якобы заброшенный профиль для общения с теми людьми, которых не хотела показывать основной массе друзей и Алексу. Неудивительно, раз ему так стремительно поменяли статус, превратив из бой-френда в кузена.

Он думал об этом всё время, проведённое в одиночестве. Протирая столешницу, выбрасывая опустевшую бутылку в мусорку, возвращая на место стакан, убирая папку с распечатками и газетными вырезками.

Алекс никак не мог отделаться от мысли, что есть некая наивность в его легковерности, но вместе с тем не испытывал угрызений совести. Не считал, что каждый новый шаг приведёт к ошибке, как бывало прежде, в момент вынашивания планов мести. Он не находил логических объяснений этому, а факт оставался фактом. Стоило только Кэрмиту озвучить свою версию событий, и он сразу же поверил, не ища доказательств, не сомневаясь в правдивости сказанного, как произошло в случае с Анной. Прилетев сюда, Алекс никакой любви к нему не питал; отношение было предвзятым настолько, что хуже не придумаешь. Так что дело было вовсе не в собственных чувствах к обвиняемому.

Это было странно, но почему-то казалось правильным. Закономерным. Как и то, что при наличии желания он сумеет найти неопровержимые доказательства, подтверждающие правдивость слов Кэрмита и окончательно перечёркивающие историю Анны.

Может, потому она и решилась на отчаянный поступок? Не хотела, чтобы её вывели на чистую воду?

Не случись то, что случилось, родители настояли бы на возвращении в Англию, а там – слияние школ, совместное обучение, постоянные столкновения лицом к лицу, и уже никак не уйти от ответа. Придётся, глядя в глаза обоим, повторить историю о глупом кузене, думающем исключительно о развлечениях и тряпках, не имеющем интересов, да и вообще – примере активной деградации.

Вопрос: стоило ли пускаться в авантюру такого плана? Насколько нужно быть глупой, несостоявшейся личностью, чтобы сначала оклеветать постороннего человека за нежелание любить, а потом некрасиво уйти от ответственности?

Стала ли она от реализации этой идеи счастливее?

Вряд ли. Очень и очень сомнительно.

Выключив свет, Алекс собирался покинуть кухню и перебраться в гостиную, но тут взгляд зацепился за определённую вещь. На стуле висела толстовка, оставленная Кэрмитом, и Алекс неосознанно к ней потянулся. Будучи источником всё того же льдисто-свежего аромата, она привлекала к себе повышенное внимание, мешая сосредоточиться. Алекс осторожно погладил ткань, а потом резко рванул на себя, едва не опрокинув стул, чудом устоявший на месте; сжал её в ладонях.

«– Лучше бы нам никогда не встречаться.

– Но мы уже встретились, и с этим ничего не поделаешь. Раз встретились, значит, так и должно было быть. Ты жалеешь? Я – нет».

– Не жалею, – произнёс тихо. – Вообще ни секунды.

– Алекс, у меня ещё одна небольшая просьба. Я хотел спросить. У тебя запасной зубной щётки не найдё…

В помещении снова вспыхнул свет.

Кэрмит не договорил. Оборвал себя на полуслове, заметив свою вещь в руках Алекса. Прислонился плечом к дверному косяку, замер на месте.

Внутренний голос отчаянно наталкивал на мысли об ироничном замечании, граничащем с колкостью. Кэрмиту хотелось сделать вид, будто его увиденная картина повеселила, сказать что-нибудь о фетишистах, крадущих чужие вещи, но он промолчал. Просто стоял на месте и наблюдал. Ждал. Скажет Алекс пару слов в оправдание или и не подумает пояснять мотивы поступков?

Алекс хранил молчание, продолжая удерживать в ладонях кусок материи, не отшвыривая сразу же, не прикрываясь наиболее логичным объяснением, гласящим, что он собирался отнести её законному владельцу, но не успел. Тот сам вернулся раньше.

– О чём ты думаешь? – спросил Кэрмит.

– А ты? – Алекс особо изворачиваться не стал, взял и переадресовал вопрос.

– О странностях человеческой жизни, – усмехнулся Кэрмит.