Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

День рождения супруги Альфред Брайт решил отметить в узком семейном кругу. Никаких громких торжеств, никаких пышных приёмов. Просто вечер в ресторане. Просто блюда высокой кухни, красивые бокалы, шампанское, тосты в честь именинницы. Радость. Картинка такая, что хоть сейчас на рекламный плакат. Отец семейства, мать – кому-то мачеха, но не критично, – сын и дочь. Казалось бы, за столом должна царить идиллия, но Кэндис чувствовал себя отвратительно.

Место ему досталось рядом с Патрицией, а она всеми силами давала понять, что старший, неизвестно откуда свалившийся на её голову братик – персона совершенно нежеланная. Его присутствие поблизости портит ей аппетит, вызывает головную боль и провоцирует тошноту. Вслух она этого не говорила, но старательно пыталась продемонстрировать антипатию, постоянно сверля неприятного родственника взглядом. Апофеозом её крайне доброжелательного отношения стала вывернутая на брюки Кэндису тарелка с малиновым парфе.

Ярко-розовый соус размазался по штанине, частично выплеснулся на рубашку.

Нельзя сказать, что Кэндис искренне верил в родственные чувства и надеялся, что его здесь все любят. Знал же, что нет. Патриция заявила об истинном отношении к нему едва ли не с первых дней пребывания под одной крышей. Говорила, что не желает с ним сидеть за одним столом, разговаривать, выбираться за пределы дома таким составом. С папой и мамой – да, а с братцем – ни за что.

Ни Альфред, ни Инга не понимали, что тому виной. Они рассчитывали на мир и дружбу между детьми, а получили обратный результат.

К слову сказать, Патриция к Брайтам имела такое же отношение, как и сам Кэндис к Инге, то есть, когда речь заходит о кровном родстве, можно смело ставить прочерк. Дочь Инги от первого брака, принятая в семью, получившая чужую фамилию, место в завещании, развившая в себе гонор и амбиции похлеще тех, какими обладали сам Альфред или Реджина.

Она хотела стать истинной Брайт. Пусть не по крови, но хотя бы в плане поведения.

В новом месте обитания не пили, не курили, не пытались соблазнить своим телом, не приводили любовников в дом и не ревновали к ним.

Здесь царила здоровая атмосфера. На первый взгляд. На второй всё становилось не столь оптимистично.

Кэндис в очередной раз понял, что оказался лишним на празднике жизни – в судьбе других людей.

Если бы не одно происшествие, вышедшее за грань понимания, Альфред и не подумал бы забирать сына к себе.

Отец и Инга приняли решение о переезде в их дом ещё одного жильца только после того, как очередной временный отчим попытался изнасиловать Кэндиса. А тот, нарезавший себе салат, недолго думая, воткнул нож в бедро любителя доступных тел, залив кровью всё кухонное помещение, где к нему решились пристать.

Дочь шлюхи – сама шлюха.

Сын шлюхи?

То же самое, что и в первом варианте.

Разве может быть иначе?

Именно такого мнения придерживались некоторые любовники Реджины, не брезгующие, как показывала практика, обоими полами.

– Лучше я стану убийцей, чем чьей-то подстилкой, – заявил Кэндис, глядя в лицо Альфреду.

С агрессией смотрел. С вызовом.

Отец это высказывание не прокомментировал, только кивнул и отправился разбираться со сложившейся ситуацией.

Они с Ингой, конечно, не знали, что это далеко не первая попытка и не первая ожесточённая борьба Кэндиса за сохранение невинности, коей он дорожил больше всего, испытывая невыносимое отвращение к тем, кто постоянно прыгал из одной постели в другую. Слишком ярким был пример перед глазами, сформировавший определённое отношение, бескомпромиссное совершенно.

Как не знали и того, что иногда сама Реджина жаждала пробудить в Кэндисе настоящего мужчину, накачавшись алкоголем до предела. Хорошо, хоть слова понимала и уходила, когда её откровенно посылали.

Впрочем, это был пережиток далёкого прошлого. В последнее время активничали в большей степени её кавалеры.

Кэндис думал, что получил отдушину, но его бросило из огня да в полымя. От одной ненавидящей женщины к другой.

Вторую, правда, женщиной назвать можно было с трудом, всего-то восемь лет, а уже такое отторжение. Не каждый взрослый способен дарить ненависть столь сильную, что ощущается практически на физическом уровне. Протяни руку и прикоснись, если есть желание.

В ресторане Патриция постоянно крутилась туда-сюда, будто на её сидение разом положили с десяток ежей. Пару раз едва не пролила на сводного брата минеральную воду, но он вовремя успевал подхватить бокал, мило улыбался и пинал родственницу под столом.

Провернуть трюк с десертом у вздорной девицы получилось только потому, что Кэндис внезапно увидел среди посетителей знакомого человека.

Точнее, двух знакомых.

Она. В ярко-красном платье, привлекающем внимание к точёной фигуре и великолепным блондинистым волосам, уложенным по-особенному красиво.

Он. В очередном чёрном костюме, одном из сотни или тысячи похожих нарядов. Примитивно. Но как же ему подходил этот наряд!