Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

Терренс смотрел на него и как будто читал мысли. Он же первым закрыл глаза, разрывая зрительный контакт. Ладонь безвольно соскользнула со щеки – тактильные ощущения тоже остались в прошлом.

Очень вовремя, поскольку уже в следующую минуту двери распахнулись, пропуская внутрь лазарета посетительницу.

Терренс метнул взгляд в её сторону, но Кейт не удостоила родственника даже приветственным кивком.

Она по-прежнему напоминала фарфоровую куклу или Белоснежку. Тот же тип бледной девы, с почти бескровным лицом, обрамлённым тёмными локонами.

Губы чуть тронуты алым блеском, а ресницы от природы такие роскошные, что никакая разрекламированная тушь подобного эффекта не даст.

Истинная принцесса, обожающая всё лёгкое, воздушное и красивое.

Терренс помнил, как во время свадьбы Элизабет, впервые столкнувшись с Кейт, мысленно назвал её девушкой-тортом. В плане стиля она оставалась верна давним привычкам. Сейчас тоже напоминала торт, украшенный кремовыми розочками.

Вот только вместо сладкой начинки у неё внутри были гниль и черви.

Увидев её, Терренс поднялся со своего места и прошествовал к выходу. Находиться в одном помещении было невыносимо. Хуже становилось только от мысли, что сейчас Кейт подойдёт к Рендаллу, и ей он будет улыбаться, её поцелует, с ней будет охотно разговаривать.

С ней, а не с ним.

*

Рот.

Обычный такой, ничем не примечательный рот.

Хотя, при желании, ему можно выписать дополнительную характеристику, заслуженно, без преувеличения, назвав рабочим. Ну, и ещё достаточно умелым.

В былое время Терренс находил в этом положительные стороны, понимая, что у него всегда есть на примете человек, готовый составить компанию, если в этом возникнет потребность. Не откажет, не станет требовать романтики и нежностей. Человек, который счастлив только от осознания, что в его сторону посмотрели. А от того, что заговорили, вообще едва ли не заикается – столько восторженных эмоций!

Терренс его не понимал, но находил подобное проявление чувств забавным, непривычным и милым. Иногда он даже жалел своего персонального человека-развлечение, что не мешало продолжать отношения на том же уровне, что и прежде. Никаких надежд на совместное будущее, никаких ласковостей, никаких обещаний.

Чистое потребление без ответной отдачи.

Закрывая глаза, он мог думать о чём угодно, а то и не думать вовсе, если Энди превосходил самого себя и проявлял чудеса орального мастерства. Подобное случалось не так часто, но иногда всё-таки бывало.

Сегодня всё шло под откос.

Терренс не мог расслабиться.

Он и просто отвлечься от своих размышлений не мог, потому смотрел в стену, со скучающим видом изучал рисунок на обоях, повторяя причудливую вязь пальцами. Сбивался, начинал заново и впервые думал о том, что заученные и неоднократно отработанные на практике прикосновения языка, влажность и теплота чужого рта прилично раздражают. Хочется, чтобы это всё поскорее закончилось, и Энди ушёл, оставив его в одиночестве. Не лез с расспросами, а просто поднялся с кровати и скрылся за дверью.

С момента потасовки около бассейна прошло две недели.

Терренсу казалось, что они не прошли, а проползли, еле живые, наполненные бесконечной рефлексией, взглядами на расстоянии и невозможностью нарушить слово, данное отцу. Единственный раз, когда он поступился принципами, был именно там, в больничном крыле. После этого Терренс решил, что действительно постарается держаться на расстоянии, подстраховавшись на всякий случай.

Рендалл провёл в лазарете не более трёх дней, а потом стал появляться на занятиях. Он делал вид, будто ничего не произошло, нормально общался со всеми одноклассниками, работал в паре с Энтони над проектами для клуба любителей политологии, проводил время в библиотеке или прогуливался по саду, игнорируя то место, где случилось памятное столкновение.

Терренс наблюдал за ним, стоя в коридоре на втором этаже. И отворачивался ровно в тот момент, когда понимал, что Рендалл заметил интерес, проявленный к его персоне.

Нельзя сказать, что они совсем друг друга игнорировали. Обменивались приветствиями, как того требовали приличия, но ни словом больше.

Терренс вспоминал воркование Кейт, занявшей его место, севшей ровно туда, где прежде сидел он.

То, как она прикасалась к щеке Рендалла, испуганным тоном расспрашивая, что же произошло?

Почему Рендалл оказался в лазарете?

Он повторил ей свою версию событий, и Терренс окончательно убедился: сдавать его не собираются. Неизвестно, ради кого или чего Рендалл старался сохранить всё в тайне, но со словами Альберта поспорить не выходило. В первую очередь, такая история-перевёртыш была выгодна семье Уилзи. А ещё конкретнее – Терренсу.

Рендалл от молчания ничего не выигрывал.

Терренс продолжал стоять у двери до тех пор, пока за спиной не появились родители Рендалла и не попросили подвинуться. Точнее, отец попросил, а мать взяла за руку и принялась рассыпаться в благодарностях за спасение сына.

Терренсу от этого стало хуже. Он не заслуживал похвалы от Стимптонов, а вот порицания – сколько угодно.

Он чуть не убил их сына, а они к нему с признательностью приходят.