Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

– Тогда… – Кэндис запнулся, не договорив.

– Ну же? – поторопил Мартин.

Ответом стали действия. Кэндис обнял его и уткнулся в плечо, ничего не говоря и не поясняя. Неосознанно проводил аналогию с днём, когда узнал результаты литературного конкурса. Тогда он тоже едва не заплакал.

От счастья.

А теперь… просто. Он чувствовал, как под сомкнутыми веками становится мокро, и на ресницах собираются капли слёз.

Мартин гладил его по спине одной рукой, второй обнимал в ответ, шепча что-то успокаивающее, зарывшись носом в каштановые пряди и время от времени прикасаясь губами к волосам.

– Тогда обними меня, – произнёс Кэндис, собравшись с силами, чтобы голос не дрожал и не выдавал волнение. – Крепче. Ещё крепче. Ещё. И никогда не отпускай.

*

Последние несколько дней, проведённые на территории школы, слились для него в один бесконечный отрезок времени без какого-либо разделения. Он ходил на занятия, возвращался в общежитие, разговаривал с одноклассниками.

Один раз в оранжерею сходил вместе с Оливией. Просто так, ради разнообразия. От пристального взгляда проницательной девушки утаить собственные переживания не удалось. Кэндису хотелось верить, что никто ничего не знает, но, как выяснилось, озадаченность его бросалась в глаза всем более или менее внимательным и неравнодушным людям.

Кэндис надеялся, что отец передумает. Не верил в реальность этого, но надеялся. Увы. Вскоре слова Мартина получили подтверждение. Кэндиса «осчастливили» сообщением о переезде в Манчестер.

Не было в этом ничего смертельного.

И невозможного в реализации определённых планов тоже.

Дорога от Лондона до Манчестера не такая уж длинная. Час на самолёте, около трёх на поезде. Хоть каждые выходные прилетай-приезжай. Причиной гнева служило не столько знание о необходимости стремительно срываться с места, сколько сам факт вмешательства в жизнь, равнодушия к мнению того, чья судьба решалась, и тяга устроить всё по собственному усмотрению.

Кэндис собирал вещи, складывая их в чемодан, и думал о том, что впереди его ожидает грандиозный скандал. Стоит лишь переступить порог дома, и он сорвётся, высказывая отцу собственное мнение о такой политике, попутно объясняя, где он её видел и куда её следует засунуть, чтобы стало легче.

Кэндис усмехался, вспоминая собственные мысли, связанные с другими родственниками. Не по крови, а по документам.

Разумеется, речь шла о сводной сестре и мачехе. Если Патриция с самого начала демонстрировала истинное отношение и обеими руками голосовала за отъезд ненавистного братишки, то Инга долгое время производила впечатление милой особы, с теплом относящейся к пасынку. Сейчас она стояла в стороне, молчала, наблюдая за тем цирком, что разводил супруг.

То ли действительно боялась с ним поспорить, то ли желала избавиться от обузы, освободив место своим детям.

Не только Тише, но и Джеку.

В этот раз Альфред оригинальностью не блистал, остановив выбор на нормальном имени для сына. Никакого эпатажа, никаких несоответствий. Мальчик с именем, которое носят тысячи других мальчиков, парней и мужчин, а не представительниц противоположного пола.

В общем-то, ситуация складывалась предсказуемая. Кэндис разочарования не испытывал. Нелепо думать, что посторонняя леди сумеет принять его, как своего собственного ребёнка. Для неё он никогда не будет родным, а вот конкурентом для её отпрысков, когда речь зайдёт о наследстве Брайтов, очень даже. Чем меньше он будет светиться здесь, тем выше шансы, что однажды вовсе потеряется. Исчезнет и из их жизни, и из завещания.

Не достоин.

Он отцу и стакан воды не поднесёт, если такая потребность возникнет. Не то, что Патриция. Та со всех ног кинется исполнять. Принесёт не только воду, но и чай, кофе, виски – на любой вкус.

Кэндис надел куртку. Застёгивать не стал.

Потянул чемодан за ручку, замер на пороге комнаты, в последний раз окидывая её взглядом.

Другие ученики покидали здание на семь дней, а он – навсегда.

Здесь оставались несколько лет жизни, наполненных самыми разнообразными событиями. Одноклассники, воспоминания, мечты, разочарования. Газета, к которой он привык. Бессонные ночи, наполненные внесением правок в текст «Призрачных мальчиков».

Здесь оставалась его жизнь, потому что только в стенах академии он по-настоящему жил, а не боролся за существование с людьми, носившими статус родителей, но больше походивших на нерадивых опекунов. Тех, что взяли ребёнка на попечение, немного поиграли, как куклой, поняли, что им этот вариант не подходит, и теперь ломают голову, куда деть надоевшую игрушку.

И здесь оставался Мартин.

Кэндис повернул ключ в замке и зашагал по направлению к лестнице, крепко сжимая в ладони ручку чемодана.

Чтобы добраться до главных ворот, следовало пройти мимо учебного корпуса, и Кэндис чувствовал, как болезненно сжалось сердце. Мимо кабинета директора, зная, что Мартин будет там. Быть может, в этот момент его займут разговором, и он не увидит, как Кэндис покидает территорию академии, а, может, будет наблюдать из окна за тем, что происходит во дворе.