Будни «Чёрной орхидеи» (СИ)

– Стакан для этих целей подошёл бы больше, – прокомментировал свой выбор. – Но я теперь официально могу отнести себя к творческим людям, потому буду играть в богему. Начну пить по утрам шампанское, заедая его икрой и свежей клубникой. Или что там едят творческие люди?

– Амброзию, а это всего лишь сок, – усмехнулся Мартин, очерчивая край широкого бокала.

– У меня богатое воображение, – отпарировал Кэндис, поднося бокал к кофейной чашке, дожидаясь момента соприкосновения, ознаменованного лёгким звоном, и только потом делая первый глоток.

Прозрачная капля, стекающая вниз по подбородку; прикосновение к влажным губам. Улыбка, обнажающая кромку зубов; кончик языка, показавшийся на мгновение.

Пальцы на подбородке и долгий, пристальный взгляд.

– Для того, кто ещё вчера был девственником, ты потрясающе порочен. Знаешь об этом?

– Осуждение?

– Комплимент.

– Тебе нравятся шлюхи?

– Кто сказал, что шлюхи обязательно порочны?

– Мне казалось, это само собой разумеющееся.

– По-моему, они – одни из наиболее асексуальных личностей, ненавидящих и себя, и своё занятие. То, о чём я сказал, немного другое. И с вызывающей, провокационной, нарочито показной сексуальностью ничего общего не имеет.

– Так нравятся? Или нет?

– Нет. Мне нравишься ты, независимо от того образа, что ты примеряешь. У тебя не только богатое воображение, но и актёрский талант, несомненно, имеется.

– Какой разброс умений.

– Разве это плохо?

– Однажды я поверю в свою уникальность и отправлюсь спасать мир.

– У тебя получится.

– Думаешь?

– Со мной многие солидарны. Говорят же, его спасёт красота. Только, пожалуй, я не готов делиться с кем-то.

– Тогда… Придётся им пережить факт моего отсутствия в команде, – произнёс Кэндис.

Мартин отставил опустевшую чашку в сторону. Кэндис продолжал неторопливо прикладываться к своему бокалу, растягивая удовольствие.

Мартин провёл ладонью вдоль ровного ряда пуговиц, не торопясь отрывать их, как накануне, а расстёгивая по одной. С чувством, с толком и расстановкой. Все так и не расстегнул, остановившись на середине линии.

– Они будут жалеть.

– Но какое мне дело? Если я и хочу кого-то спасать, то только тебя.

– От чего, например?

– От глупых поступков, нелепой женитьбы, которая тебе совсем не нужна, предрассудков, скуки, одиночества. Да мало ли вариантов?

– А от перспектив остаться с разбитым сердцем?

– У тебя оно тоже из стекла?

– Нет, но… – Мартин на время замолчал.

Кэндис допил последние капли сока, отставляя опустевший бокал туда, где стояла чашка с кофейной гущей.

– Но?

– Возвращайся, Кэнди.

– Я ещё даже не уехал. Но ты можешь запереть меня здесь, и…

– Кэндис.

– Что?

– Я серьёзно.

Сомневаться в правдивости этих слов не приходилось.

Кэндис с трудом сглотнул. Идея запасного сценария, тщательно продуманного и практически готового к реализации, трещала по швам, превращаясь в пыль. Рушились декорации, нарисованные маски стекали с лица, оставляя чёрные полосы под глазами, густо намазанными театральным гримом.

Хэ-хэй, посмотрите на этого клоуна. Почему он перестал заливисто смеяться? Что случилось? Почему он плачет?

Мартин одним только взглядом вынимал душу, разбивая показную весёлость.

– Летом, после экзаменов. Или, если не получится тогда, после университета… Возвращайся ко мне.

– Ты будешь ждать?

– Да.

– И как долго?

Нотки игривости и смешливость окончательно исчезли. Кэндис вновь посерьёзнел.

Он не ждал этого предложения, до последнего сомневался. Он не думал, что Мартин их произнесёт. Он вообще собирался разрушить всё до основания, сказав о планах отца на грядущую женитьбу, о том, что жизнь уже давно расписана по минутам, и он сделал однозначный выбор, не предполагающий наличие альтернативы.

Мартин – всего лишь развлечение, очередное доказательство, соблазнённое ради проверки собственной привлекательности и подтверждения правдивости заявления, что мужчины не остаются равнодушными к его «конфетной» внешности, клюют на неё с завидным постоянством. Всего лишь попытка проверить собственные силы. Не самый мерзкий из вариантов.

Да, во время произнесения этой речи ему бы, несомненно, понадобился тот самый актёрский талант, чтобы сыграть достоверно, а не сдаться на середине, признаваясь, что эти громкие насмешливые заявления – просто способ сжечь мосты. Чтобы не было больно. Чтобы на новом месте не засыпать и не просыпаться с мыслями о Мартине, о том коротком периоде отношений, что был у них, но стоил всех остальных лет жизни, вместе взятых. Чтобы услышать от него гневную отповедь. Чтобы в кабинете он швырнул документы в лицо и прошипел с ненавистью: «Убирайся». И это означало не только отчисление из школы, но и приказ навсегда исчезнуть из его жизни. Чтобы та связь, что возникла между ними несколько лет назад, окончательно пропала, напоминая о себе лишь парой строчек в эпиграфе «Призрачных мальчиков», когда они выйдут на бумаге.

Посвящается M.W. Человеку, без которого я никогда не поверил бы в свои силы и не начал творить.

– Год, два, три. Десять. И больше. Сколько угодно. Если однажды ты решишь ко мне вернуться, я буду только счастлив.

– Ты в этом уверен?

– Более чем.