Будни добровольца. В окопах Первой мировой

– Командиры седьмой, восьмой, девятой батарей и двести пятьдесят третьего.

– Добрый день, господа, сверим точное время, все батареи открывают огонь ровно в двенадцать часов.

Незадолго до двенадцати капитан Бретт стоит со своим адъютантом и ординарцем на деревенской улице перед штаб-квартирой. Возле домов толпятся солдаты.

Все молчат.

Двенадцать часов. Грохот по всему фронту, насколько можно расслышать. Капитан ударяет себя хлыстиком по обмотке:

– Ну, слава богу, наконец-то снова война. Наша честь восстановлена. Господа, ставлю вам бутылку шампанского.

Входя в дом, Райзигер чувствует, что задыхается от слез. Да-да, теперь наша честь восстановлена. Он молча садится за стол. Смотрит на Веллера, который молча играет карандашом. Пытается представить, как бы он себя чувствовал, если б ему, как раньше, пришлось быть за наводчика. «Полагаю, – думает он, – я бы объявил забастовку. – Он кусает нижнюю губу. – Что значит, забастовку? Люди в расчетах явно чувствуют то же, что и я. Каково это – снова стрелять? А они обязаны это сделать. Мы все обязаны делать то, что говорят».

Он вдруг резко обращается к Веллеру:

– Скажите, кто вообще отдает такие приказы?

Веллер пожимает плечами и продолжает играть с карандашом.

Райзигеру вспоминается канун нового, 1915 года – то, как внезапно, совершенно неожиданно, ночью без всякой причины раздался взрыв. Он смотрит в стену: «С нашим упрямством мы себя сами до смерти победим»[42].

Тут входит Бретт, покачивая бутылками шампанского:

– Парни, давайте сюда бокалы. Господа, да здравствуют Его Величество и война!

9

Двести пятьдесят третий полк пошел в наступление спустя несколько дней после истечения срока перемирия – готовый открыть огонь по врагу, которого там уже не было. Во что вообще превратилась война здесь, на востоке? Наступая на противника, которого уже не существовало, который предпочитал больше не быть врагом, который теперь беззащитно стоял по деревням, сняв военную форму, устав до изнеможения. Немцы идут? Ну, пусть приходят. Россия большая. Они обязаны продвигаться. Враги? Мы им не враги. Здесь они врагов не найдут.

Так, большим отрядом, и шел двести пятьдесят третий полк – всё дальше, день за днем, вглубь России.

Какой толк от пушек, от офицеров, какая польза от солдат, когда нет врага?

Первые несколько дней ко всему относились с затаенным напряжением. Уши навострились, чувства напряжены. Вот лес: есть ли там противник? Расставляют и наводят орудия, перед каждой батареей в кустах – штурмовой отряд. Целыми днями наступление – лесом, по бездорожью, утопая в снегу, страдая от холода. Ночные привалы у крошечных костров. Патрули, караульные посты – ни один враг не застанет нас врасплох.

Россия большая. А врага нет.

Настроение всё опаснее. Боже правый, зачем мы тут вообще – солдаты, офицеры, пушки – без врагов?

Всё дальше вглубь России. Чудовищное количество еды, ведь в каждой деревне на их многочасовом пути можно спокойно подстрелить барана или жирную свинью. Но разве в этом состоит работа солдата – стрелять баранов и свиней?

Расчеты устают всё сильнее. Лошади уже едва тянут. Погода настолько испортилась, что орудиям угрожает ржавчина. Вперед, вперед! Среди офицеров тоже волнение: хоть что-нибудь бы показалось навроде врага!

Наконец, слава богу, штаб, идущий впереди отряда, натыкается на сгоревший, разрушенный замок посреди деревни. Слава богу: уж здесь-то должны быть враги.

Переводчика сюда! Враги? Местные смеются с облегчением и радостью:

– Да, конечно, это большевики.

Наконец-то у немецкого наступления появляется подходящий лозунг: «Осторожно! Скоро столкнемся с Красной армией». Никто не знает, что это такое. Но звучит здорово – загадочно, долгожданно. Эти слова заставляют солдат снова готовиться к бою, чистить пушки от ржавчины, возвращают офицерам бодрую выправку. Ха, Красная армия!

Спустя сорок восемь часов еще один сгоревший замок, после двухдневного перехода – еще одни сгоревшие руины. Солдаты всё стреляют баранов и жирных свиней, едят и жадно внимают слухам, доходящим с просторов России: говорят, уже как-то раз отряд Красной армии уничтожил немецкое подразделение. Говорят, немецкий отряд, недолго думая, поставил к стенке нескольких большевиков.

Есть даже что-то вроде воодушевления: ура, да здравствует война.

Но воодушевление недолговечно, так как ему всё время сопутствуют бараны и жирные свиньи. И вот снова: солдаты устали, пушки ржавеют, офицеры скучают.

Однажды утром отряд 3/253 оказывается на берегу Даугавы. Занимают без боя. Офицеры ругаются, солдаты ругаются, орудия молчат, а бараны и жирные свиньи здесь, кажется, повымерли. Спасает лишь одно. Получен приказ: резервный 253-й полк полевой артиллерии отправляется на Западный фронт.

10