Будни добровольца. В окопах Первой мировой

Говорить лень. Но и глаз от газеты тоже не оторвать.

Шмидт спрашивает:

– Что там такого важного?

Райзигер ворчит растерянно:

– А, ничего особенного.

Шмидт понимает, что Райзигера не раскачаешь на разговор.

– Ну тогда спокойной ночи.

Скинув шинель и сапоги, он ложится.

Райзигер всё читает, сам не понимая что. Смысл не доходит. Просто буквы. Что всё это значит?

– Скажите-ка, Горгас, ваша колбаса?

– Да, герр лейтенант, угощайтесь, если угодно.

– Нет, спасибо, меня интересует обертка… – Он разворачивает колбасу, откладывает в сторону и разглаживает. Итак, новости из дома. Очень мило. Там поди-ка совсем не чувствуется война. Сытая жизнь.

Это как разучиться читать за время длительного запрета на переписку. Приходится читать каждую букву отдельно и понемногу складывать каждое слово. Читает вполголоса:

Когда началась война, мы думали, что она будет кратковременной, но всё оказалось иначе. За объявлением войны Россией последовало объявление войны Францией, и когда англичане напали на нас, я сказал, что рад этому, что я счастлив, ибо теперь мы наконец сможем свести счеты с врагами, что мы наконец-то сможем получить прямой выход от Рейна к самому морю. С тех пор прошло десять месяцев…

«Что я этому рад… что я этому рад… и я рад… десять месяцев… десять…»

Райзигер хотел было обратиться к Горгасу: «Вы слышали, король Людвиг[49] произнес речь?» Однако «десять месяцев»… Он еще раз просматривает заметку: 6 июня 1915 года.

Ах вот как? Шестого июня 1915 года король Людвиг радовался, что у нас есть враги. Вот как? «Много врагов – много чести». Так, да?

Райзигер плотно заворачивает колбасу в мятый лист и отправляет ее на другой край стола, подальше от себя.

Так, значит, времена изменились? Ну и где радость?

Шестое июня 1915 года. Еще остался кто-то, кто так же думает сегодня?

– Герр лейтенант, я сейчас подслушал разговор пехоты, которую ближе к вечеру противник атаковал к югу от нас. Нападение отбито. Связисты говорят, перед окопами остались горы трупов. Бои почти прекратились.

Бои почти прекратились? Ага! Они идут прямо сейчас!

– Горгас, вы во сколько сменяетесь?

– В два часа, герр лейтенант.

– Я тоже прилягу. Если что, будите.

Райзигер не может найти свой брезент. Просит телефониста дать свечку и осматривает отдельные лежанки. Может, стырил кто-то?

Обходя спящих, он вдруг забывает, что искал.

Вспоминается ночь под Аррасом, когда он увидел своих первых мертвецов. Вот такие же выцветшие белые лица.

И вот всё повторяется. Впечатление настолько сильное, что не можешь сразу решить, живы они или нет – эти люди, растянувшиеся на грязном брезенте.

Эти лица. Словно выгоревшие кратеры. С острыми краями. Эти вздернутые тонкие носы, острые скулы, глубоко запавшие глазницы, сжатые или слегка приоткрытые рты. И все белые, белее мела.

Непостижимо.

Зачем всё так?

Старый канонир Дитрих роняет одну руку на землю. Толстая узловатая рука с короткими пальцами. На одном из них довольно широкое обручальное кольцо красноватого цвета.

Зачем здесь лежит этот канонир Дитрих?

Рядом врач, доктор Винкель. Еще страшнее смотреть. Он весь разложился. Определенно мертв. А зачем ему быть мертвым?

Зачем?

Два унтер-офицера рядышком. У одного рука оказалась под плечами соседа. И вот он ее вытаскивает и кладет ему на шею. Кажется, словно он хватает его за глотку.

Но нет, она белая и твердая.

Если б только понять, зачем это всё?

Райзигер медленно возвращается к столу. Он знает, что там, в глубине пещеры, в темноте, их лежит еще больше! Там Шмидт и там еще двое молодых артиллеристов – девятнадцатилетние, прибывшие совсем недавно. Он больше не в силах смотреть. Всё вокруг словно кричит ему: «Зачем? Зачем, зачем, зачем!»

Гудит телефонный аппарат. Оператор подносит трубку к уху, вслушивается и говорит: «Зачем?»

Что происходит?!

Нечто скребет Райзигера прямо по нервам.

Он роняет свечу, быстрыми шагами подходит к Горгасу и кричит ему:

– Зачем они говорят «Зачем»?!

Горгас вскакивает. Приподнявшись, он глядит удивленно, бормочет:

– Зачем я говорю «Зачем»? Из полка спрашивают, нужны ли еще боеприпасы. И тогда, герр лейтенант, я спросил зачем. – Закончив, он беспомощно уставился на Райзигера. Разве нельзя спросить зачем?

Райзигер вытаскивает из кармана шинели расплющенную сигарету. Разламывает напополам и делится с Горгасом. Хлопает его по плечу:

– Да садитесь вы. Я просто спросил, что происходит.

Курят. Всего четыре затяжки, и сигарета заканчивается.

Райзигер поворачивается, чтобы вернуться на лежанку.

Но зачем-то идет к выходу из пещеры, наружу.

Звездное небо. Двое часовых присели у входа, насвистывают. Время от времени далеко впереди появляется вспышка. Но на их участке ни одного разрыва.

Вот Большая Медведица. Кассиопея. Большое W.

Большое W…