Читаем Будни добровольца. В окопах Первой мировой полностью

Тут вперед выходит ополченец Дитрих:

– Герр лейтенант, разрешите обратиться: уж лучше вот так. И это действительно мы из-за раненых…

Что делать?

Райзигер идет к выходу. Ага, странный шум приближающихся танков только усилился. Пожалуй, вопрос нескольких минут. Кто не вышел, тому уже оставаться здесь.

Он плотно надвигает каску на лоб:

– Доктор, вы с нами?

Он хотел задать вопрос, но получилось как будто приказ. Винкель сглатывает:

– Само собой.

– Что ж, оставляете меня, значит? – говорит он солдатам.

Горгас оправдывается:

– Герр лейтенант, мы же только из-за раненых…

– Тогда лучше прикрепите у входа белый платок. Кого возьмут в плен, пришлете мне открытку. Идемте, доктор.

10

Первые пятьдесят метров шли пригнувшись. Винкель за Райзигером. Дерьмо, враг всё еще бьет из артиллерии. Снаряд упал прямо у них под носом. Что ж, залегли. Осколки с визгом проносятся высоко над головами. От них никакого вреда. Оглядывается: бедолаги в пещере! Один из танков будет у них уже через несколько минут.

Дальше. Ползком на животе. Трудно, так как дорога вся в крошево. То вверх, то вниз, то голову вверх, то опять скачками бегом. Еще метров двадцать – и будет небольшое укрытие, мелкий овражек – но всё же со стенкой, где-то до плеч с одной стороны, и с насыпью, не выше двадцати сантиметров, с другой. Лучше, чем ничего. Только б гады не заметили.

Так что ползком, ползком. Разрывы снарядов. Гавканье пулеметов. Уткнувшись носом в дерьмо, мало что увидишь. Райзигер чувствует безрассудство. Да что там – всего три шага, и мы в овраге. Всего один прыжок, не больше двух метров осталось. В укрытие! Винкель запрыгивает следом.

Винкель кидается в овраг, они падают голова к голове.

– Забавная штука. Кажется, как будто мы единственные живые на всей французской территории. Кроме танков, конечно. Но они нам нипочем. Я, по-моему, только что видел там, позади, американцев.

Оба осторожно приподнимают головы. Немного выглядывают из укрытия. Между каской и землей узкая щель.

– Что-нибудь видите, Винкель?

Оба одновременно кивают. Ого, не может быть столько американцев! Там ими всё кишит. Где-то метрах в двухстах.

– Винкель, они идут в полный рост, как на прогулке!

Винкель не отвечает.

Позади них надрывается пулемет. Райзигер медленно переворачивается на спину – может, удастся рассмотреть, кто там вообще стреляет. О да, прекрасно видно.

Прекрасно видно, как насыпь высотой по плечо сантиметр за сантиметром взрывается фонтанчиками песка: немецкие пулеметы изо всех сил прочесывают склон с тыловой позиции.

– Придется и дальше по-пластунски.

– Но, герр Райзигер, эта пальба, может, еще на много часов.

– А может, прыжками?

Может сработать. Райзигер приседает. В тот же миг – пулеметный огонь впереди. Перекатившись обратно на живот, он смотрит вверх и видит те же фонтанчики, прыгающие взад-вперед по насыпи, но теперь они с обеих сторон.

Значит, они прямо на линии перекрестного огня – своих и вражеских пулеметов.

А это значит, здесь торчать не имеет смысла.

Шум танков становится громче, фонтанчики прыгают всё бодрее. Американцы, должно быть, шаг за шагом приближаются к ним. В общем, конец ясен – прикладом по черепу.

– Что ж, дорогой доктор, иначе никак. Надо отсюда сматываться.

Винкель зло усмехается:

– Мне тоже так кажется.

Как хорошо, когда мысли сходятся. Райзигер громко наставляет доктора:

– Выбор такой: пуля в голову или пуля в живот. Согласитесь, доктор, в голову приятнее. В общем, если пойдем во весь рост, наша собственная пехота обеспечит нам героическую смерть – в голову. А если нагнемся и пойдем на карачках, Томми нам вжарит в живот. Итого: предлагаю во весь рост.

Раз, два, три – встали. Двигаются прямо, во весь рост, ну или почти во весь, слегка вжав голову. Взгляд направо – там высокая насыпь, ага, и вот оттуда, по дуге, летят немецкие пули.

Взгляд налево… налево… и тут уже в сторону все расчеты и соображения – там в три или четыре ряда, точно так же в полный рост, сцепившись руками, с небрежно зажатыми под мышками винтовками, словно на охоте, идут американцы. Настолько близко, что видно их лица. Настолько близко, что видно, как иные из них смеются, покачиваясь взад и вперед, словно в танце. А вот еще слева – отдельная группа, они толкают перед собой футбольный мяч. Снова и снова то один, то другой вдруг вскидывает руки и падает. Ряды смыкаются. Живые идут дальше.

Ничем не защищены, кроме танков.

А танки всё шаркают вперед. Их рев всё громче, всё глуше, он становится всё более нереальным.

Эти картинки держатся всего пару секунд. Рысью – дальше!

Райзигер и Винкель замечают, что цепочка фонтанчиков от пуль гонится за ними, бежит почти возле ног, отставая то на десять, то на двадцать сантиметров, приплясывая то ближе, то дальше.

Бросаются в галоп. Бегом по мелкому оврагу. По гранатным воронкам. Ныряют в них по плечи, потом снова наружу и опять головой вниз в очередной кратер.

Враг всё ближе.

Танки стреляют. Американцы стреляют впереди, и немцы – позади. Обстрел достигает фортиссимо.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное