Читаем Будни добровольца. В окопах Первой мировой полностью

Райзигер пробует этот звук губами, вслушиваясь.

– Большое W… W… W… W… – сам себя обрывает: – Райзигер, ты спятил.

Холодно. Хочет вернуться в пещеру. «Большое W… Большое W… – он смеется, – большое W значит… Большое W… Большое W… Большое… так, значит, оно значит…»

– Горгас, у вас есть еще сигарета?

Горгас обшаривает все карманы и даже подкладку фуражки:

– Нет, герр лейтенант, всё кончилось.

«Большое… Большое…»

Естественно. Есть только одна заглавная буква W. Это бессмысленно, это бессмысленно. Зачем? Зачем?

И вот висит оно здесь над нами, и над всеми окопами, и над всеми позициями батарей, и над всеми штабами, и над всеми высшими командованиями – висит это W. Это W – зачем?

Это открытие обрадовало Райзигера. Он хочет разбудить доктора и рассказать ему. Но Шмидт не поймет. Он еще слишком молод. Зачем его спрашивать «Зачем»?

Есть старое правило: никого не надо будить на фронте без необходимости. Дайте человеку поспать.

Где, черт возьми, брезент? Всех этих размышлений наверняка не появилось бы, если бы брезент лежал на кровати.

Но это уже всё равно. Можно накрыть колени шинелью и оставаться в сапогах. Райзигер засыпает.

Сквозь сон он еще слышит, как Треббин сменяет Горгаса. Итак, уже два часа ночи…

9

Три часа спустя. Пять часов утра. Двое часовых у входа в пещеру лежат на животах. Их уже видно в сумерках, всего час – и их отзовут с поста.

Они смотрят за край горизонта, в сторону противника, а там движется земля. На бледно-сером небе в шести, а вот уже и в восьми точках участка вырастают черноватые блоки. Или черноватые горы. А может, дома с фронтоном выше человеческого роста, медленно растущие, всё выше и выше.

Оба часовых никогда в жизни не видели танка.

Но они знают: это танки.

Там, где сейчас ползут эти черные блоки, спустя секунды после их появления – там наша передовая линия пехоты.

Почему пехота не стреляет?

У часовых противотанкового взвода фактически лишь один приказ – как только показывается танк: «К орудиям!».

Часовые вжимаются в землю, таращась вперед.

Вот один танк, другой, пять, восемь, одиннадцать, вот еще два.

Непостижимо.

Хотя нет, вполне постижимо: начинается огневой налет противника. Должно быть, его начали сразу несколько десятков батарей одновременно, с точностью до секунды. Свист, рев, гром, град.

Один из первых тяжелых снарядов падает у входа в пещеру.

Часовые вспрыгивают, падают плашмя и тут же заскакивают внутрь, крича:

– К орудиям!

В пещере всё кувырком. Часовые стоят перед Райзигером:

– Герр лейтенант, они здесь!

Сноп огня влетает в проем. Телефонист едва не врезается вместе с аппаратом в заднюю стену. Стол встает на дыбы.

Все вскочили. Но мысли на краткий миг застревают. «Кто здесь?» Райзигер смотрит на часового, оборачивается к лейтенанту Шмидту:

– Ого! Вполне приличный заградительный огонь!

– Герр лейтенант, это танки!

Танки? Да, разве одно это слово так парализует? Райзигеру приходится взять себя в руки. Он видит, что остальные по-прежнему застыли.

Он кричит:

– Что стоите? Слышите – танки! Лейтенант Шмидт, бегом к орудию!

Он хватает каску и противогаз и мчится к выходу.

Снаружи темнее, чем в пещере. Заградительный огонь. Отдельных взрывов не распознать. Сплошная черная завеса, дергающаяся то выше, то ниже, то снова вверх. В промежутках пламя.

Все выбежали за Райзигером.

Шмидт ругается:

– Чертово шапито! Как теперь пробраться к орудиям?

Райзигер кричит:

– Друг за другом, прыжками марш, марш! Кто поляжет, пусть лежит! Связь с полком есть?

Звук зуммера едва слышен.

– Нет, герр лейтенант, всему капут.

– А пехота? Шмидт, просто сбегайте в соседнюю пещеру. Что там делает майор?

Шмидт уходит.

– Унтер-офицер Гросс, вы идете первым.

– Есть, герр лейтенант!

Он продолжает, усмехнувшись:

– Если всё пройдет хорошо, Леманн, вы идете следующим, дистанция десять шагов, потом остальные.

Еще один снаряд падает совсем близко от пещеры. Прямо по крыше над входом. Стена обваливается внутрь.

Райзигер отпинывает землю в сторону:

– Тем лучше для укрытия! Приступайте, Гросс!

Снова взрыв, стены обдает пламенем. Гросс выпрыгивает. Исчезает в черных клубах дыма.

– Два… три… четыре… – Райзигер считает вслух до десяти. – Следующий!

Следующего поглощает черная стена.

А где Шмидт? Что делает пехота?

В соединительном проходе слышатся шаги.

– Райзигер, пещера пуста. Пехота, наверное, отошла на промежуточную линию. По крайней мере судя по следам. Оставили только нескольких раненых.

Хорошенькое дело. Если первую линию захватят, мы останемся тут вообще без прикрытия.

Вдруг впереди грохот. Из столба огня вырывается канонир Леманн. Он ползет на коленях, без каски, что-то волоча за собой. Выпрямляется, тянется назад. Сваливает к ногам Райзигера унтер-офицера Гросса. Одной руки нет. Полы шинели разорваны от шеи до зада. Хрипит:

– Герр лейтенант, там не пройти, даже не думайте.

Райзигер смотрит на унтера. Тот истекает кровью. Двое канониров оттаскивают его. Приходит врач:

– Ничего не успели сделать. Слава богу, умер сразу.

Еще одно попадание по укрытию. Проем всё сужается. Все снова подались назад.

– Герр Райзигер, давайте я попробую. – Лейтенант Шмидт затягивает ремешок на каске.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное