Будни добровольца. В окопах Первой мировой

8

На заброшенной позиции 1/96 в подвальном помещении пункта связи сидят лейтенант Фрике и Райзигер.

Раз за разом пытались они пробиться наружу, освободиться. Не вышло. Дверь подвала просела, раму зажало, вся лестница завалена обломками рухнувшего дома. Окошко на улицу тоже засыпало слоем не в один метр. Так что стараться без толку.

Утешение лишь одно, хоть и слабое – где-то в завале должна быть щель: с улицы в подвал попадает луч света толщиной с руку. А может, и нет никакого утешения. Спятить можно от злости: видеть дневной свет, но выбраться к нему никак.

Гнев понемногу переходит в отчаяние: в ловушке без всякой надежды. Заперты тут без дела. И чем это кончится? Расчет простой: помрем с голоду или, в лучшем случае, дождемся повторного обстрела, который быстро положит делу конец.

Фрике шастает туда-сюда уже с полчаса. Руки в карманах. Туда-сюда. Ногу то на дверь подвала поставит, то на наружную стену, за которой должна быть дорога. Туда-сюда.

Наконец садится на пол в углу. Скрещивает ноги, глядя перед собой.

Райзигеру хочется как-то смягчить безнадежность их заключения. Он устраивает праздничное освещение, прилепляя свечки на столе, весь их запас. В итоге горит шестнадцать огоньков. В комнате ослепительно светло. Так, по крайней мере, больше не видно дневного света. Райзигер принимается бегать. Рысью, руки скрестив на груди, то вверх, то вниз. Еще бы не стояла такая мертвенная тишина кругом.

Он подходит к лучу света и прикладывает ухо к дырке – там слышен частый пулеметный огонь.

Что там может происходить? Он поеживается. А? Что? Кто-то говорит? Точно, это ж лейтенант. Совсем забыл про него.

– Райзигер, зачем вы устроили это дурацкое освещение? Похоже на похороны.

Райзигер гасит свечи.

Только две остаются гореть.

– Нет, Райзигер, так совсем безнадега. Зажгите их лучше обратно.

Готово дело.

Фрике встает:

– Как вы себе представляете дальнейшее развитие этой сраной ситуации?

Райзигер стоит по стойке смирно.

– Не могу знать, герр лейтенант.

– Непонятно, почему нашей батареи совсем не слышно?

– Как скажете, герр лейтенант. Полагаете, герр лейтенант, они будут еще стрелять? Может, отсюда просто ничего не слышно.

Фрике орет в ярости:

– Бардак! Сидим тут, как обезьяны в клетке, а там неизвестно что происходит.

– Герр лейтенант видел газ?

Газ? В таком случае батарея могла быть уже давно разгромлена. «Может быть, – думает Фрике, – мы тут сидим меж двух огней. Противнику остается только бросить в наше прибежище ручную гранату через эту светящуюся щель, и тогда всё, спокойной ночи».

– Да уж, Райзигер, – говорит он как ни в чем не бывало. – Может, лучше застрелиться? Нам уже не выбраться из этой коробки. Так зачем оставлять это развлечение французам?

Для Райзигера Фрике – воплощение хорошего офицера. Такого лихого еще поискать.

Тем более ошеломляющим кажется его предложение.

Но дальше всё развивается хуже, чем они могли себе представить.

Райзигер недоверчиво смотрит на Фрике. Тот глядит на свечу и теребит кобуру:

– Ну, Райзигер, что думаете? Ну серьезно же…

Он замолкает. В щель отчетливо слышны приближающиеся шаги.

– Так-с, есть там кто? – Он тянется вверх.

Отскакивает, шепчет:

– Коричневые обмотки, вот дерьмо!

Толкает Райзигера в угол и сбивает свечи.

– Это они, это томми[30]. Теперь я вообще ничего не понимаю. – Он прислоняется к стене, тяжело дыша.

У Райзигера дрожат колени.

Мысли: «Бога в душу, что вообще творится, но главное, что мы можем сделать? Если сейчас закричим, наверняка получим гранату в харю. Если не закричим, окажемся у врага в тылу и медленно погибнем. Но есть и третий вариант: противника выбьют с позиции. Это может стать спасением».

Так что ничего не остается, кроме как тихонько сидеть здесь, прислонившись к стене, и ждать.

Порой Фрике пробирается обратно к щели. Больше ничего не видно и не слышно.

Всё, что можно заключить, это то, что светит солнце.

Позже: красный луч света, значит, закат.

Позже: а теперь темнота.

Фрике и Райзигера охватывает сильная усталость. Но спать невозможно. Камни и штукатурка продолжают осыпаться со стены. И это всякий раз заставляет очнуться.

9