Будни добровольца. В окопах Первой мировой

Так что ничего не поделаешь. Снова зажигают спичку. Замечают, что внутри в стенку вделаны проушины для подъема наверх. Что ж, придется взобраться потихоньку.

Телефон пока оставляют внизу с Ауфрихтом. Фрике поднимается, Райзигер следует за ним. Нелегкая работка. Не столько страшно, сколько противно, потому что темно. Наконец они наверху. Свисают, уцепившись за край, на высоте сорок метров над землей, над полем, где не разобрать своих и врагов. Зрелище потрясающее. Они даже забывают, что одна ошибка, неловкость рук – и можно упасть в шахту с этих сорока метров. Забывают, что есть война. Просто смотрят.

Обзор широкий. Виднеется мощный фейерверк. Горизонт кажется очень близким. Повсюду сверкает. Повсюду вырывается пламя. Белые вспышки тонкими дугами пробегают на фоне черного неба, воспламеняются огромными солнцами, медленно опускаются обратно к земле. Красные лучи взмывают, превращаясь в светящиеся шары. За окраиной Суше вся земля в огне.

Фрике первым смог заговорить:

– Ну, что скажешь, Райзигер? Красиво?

– Да, герр лейтенант, – Райзигеру хочется добавить «…если б еще не было войны», но это кажется неуместным, фальшивым, и он проглатывает второе предложение.

– Да уж, Райзигер, давай теперь обустроимся. Только вот как? Лучше сперва сползаем вниз. Надо бы здесь приделать нормальную площадку или что-то в этом роде. Не будешь же сутки висеть вот так, руками на краю.

Когда спустились, он приказывает вызвать с позиции плотника и каменщика с досками, также нужна стереотруба.

Наблюдательный пункт готов к следующему дню. Метра на полтора ниже края дымохода приделывают площадку, достаточно прочную, чтобы удержать троих. Стереотруба установлена прямо над краем.

Когда восходит солнце, Фрике замечает, что окрестности прекрасно просматриваются. Докладывает, что пункт готов. Вскоре Мозель приходит с двумя связистами:

– Вы идете на позицию. Наша контратака начинается в семь десять утра, без артподготовки.

12

Фрике возвращается неохотно. Теперь они не увидят ничего из того, что будет разыгрываться между двух линий окопов.

Вместо этого они видят кое-что другое, нечто очень странное. Улица, по которой они проходят – та самая, где вчера перестреляли британцев, – кишит мирными жителями.

Откуда они все? Отсиживались по подвалам?

Те стоят, расставив ноги, руки за спиной, прижавшись к стене. С любопытством оборачиваются на немцев. Поджимают губы, насмешливо, вызывающе. Дети смеются.

Фасады домов в одночасье преобразились. К крючкам ставен, к дверным ручкам, к каждому гвоздю привязаны цветы. Ярко горят астры и флоксы. Где в стенах осталось пулевое отверстие, его покрыли зеленью и украсили цветами. У крылечек повсюду стулья, тщательно убранные белыми или цветастыми покрывалами. Тут же цветы, горшки с геранями, розы в вазах.

Что тут творится? Что это значит?

– Какое-то колдовство, – говорит Фрике. – Вы когда-нибудь видели такое?

Он приближается к группе женщин. Спрашивает на хорошем французском, что бы это значило, указывая на цветы.

Множество глаз смотрит на него дерзко и пронзительно, и так прямо, как ни одна женщина или мужчина из числа гражданских уже несколько месяцев не смотрели на немецкого солдата.

Но губы их сжаты. Ответа нет.

Ситуация позорная и постыдная. Фрике говорит: «Вот компашка!» – и идет дальше. Через несколько домов спрашивает снова:

– Зачем цветы? Если не скажете, я вам устрою на орехи!

Улыбаются. Но ни слова.

Фрике вырывает из ставни букет белых хризантем и бьет ими девушку по лицу. Пинает по стулу. Осколки цветочной вазы с грохотом падают на землю.

Снова улыбки. Ни слова.

Солдаты вскипают от злости:

– Ничего не поделаешь с этими свиньями! Пошли дальше.

Фрике злобно смеется:

– Знаете, что они задумали? Гаденыши воображают, что сегодня будут встречать своих земляков с цветами. Ну пойдемте, надо быть у батареи, когда начнется. – При этом он плюет на оконное стекло.

На позиции орудия уже готовы к стрельбе.

Вся батарея ждет.

Семь часов. Семь ноль пять, семь ноль девять. Спустя минуту пехота попытается отбить прежнюю позицию.

Больше ни к чему смотреть на часы: гремят выстрелы. Тявкают пулеметы. Слышны разрывы ручных гранат. Воздух дрожит, разбиваясь на тысячи кричащих осколков.

Если б можно было что-то сделать!

Если б можно было что-нибудь увидеть!

Артиллеристы выжидают, не в силах вымолвить ни слова, вслушиваются.

Ну, когда уже команда от капитана?!

Фрике и Штойвер на правом фланге, с телефоном. Тоже молчат.

Грохот вдали нарастает волнами. То пронзительно и громко, вздымаясь к высшей точке, то вновь вразброд, рассыпчато, словно заикаясь.

Получается?

Кто достаточно долго на фронте, тот знает, что взять траншею, расположенную в трехстах-четырехстах метрах перед вами, можно либо за десять минут, либо никогда.

Десять минут давно прошли.

Огонь не стихает. Тревога в батарее растет. Всех уже лихорадит: вот сейчас бы выстрелить! Неважно куда, просто высвободить это поганое напряжение.

Ага, вот лейтенант Фрике берет трубку.

На него обращены взоры всей батареи.