Разговор долгий. Наконец вешает трубку. Оборачивается к Штойверу. Всем, вплоть до последнего орудия, понятно каждое слово:
– Похоже, атака провалилась. Вражеские окопы взяты только в нескольких местах. Нам пока не разрешают стрелять, чтобы не побить собственную пехоту.
Всё тот же треск. «Атака не удалась? М-да, ничего не поделаешь». Постепенно шум наскучивает.
Наконец слышится какой-то новый звук. Что это?
По улице, виднеющейся между двумя домами, выдвигается трусцой новая пехота с винтовками наготове. Резервы.
Зрелище завораживает: значит, те батальоны, что бросили в бой сегодня утром, уже разбиты?
Райзигер смотрит на запыхавшихся солдат. Многие с бородами, среди них почти сплошь очень молоденькие офицеры, с пистолетами в руках. Бедолаги. Он вспоминает гражданских на улицах, с цветами на окнах и крылечках. Надеюсь, у наступающих достаточно времени, чтобы повыбрасывать этот чертов хлам.
В воздухе раздается вой. Пожилой офицер вскидывает руки и падает навзничь. Шестеро пехотинцев падают, дергаясь и вытягиваясь. Напирающие следом пробегают мимо них.
Враг бьет шрапнелью! Она начинает рассеиваться, над домами появляются белые облака. Наконец пехота прошла. Теперь снова есть время на другие дела.
Залпы орудий? Райзигер подталкивает соседа:
– Слышишь? Тихо, как в гробу.
– Если капитан говорит, что контратака не удалась, то кто будет стрелять? Дружище, у нас, артиллеристов, дела получше, чем у пехоты.
«Да, – думает Райзигер, – у нас дела получше. Там у них пара шрапнелей – и бегом на пулеметы».
Он смотрит на Фрике. Тот снова кладет трубку:
– Всем внимание! На данный момент дело в тупике. Батарее временно разойтись!
На данный момент в тупике? Итак, всё пропало.
– Полный бардак.
Сосед ничего не понимает:
– Я бы предпочел, чтоб обед поскорее привезли.
Проходят часы. С грохотом приближается полевая кухня. Дают фасолевый суп. Поев, артиллеристы достают из шинелей карты. Повсюду болтовня. Фрике и Штойвер прогуливаются без дела. Райзигер, который понятия не имеет, как играть в карты, вмиг спускает жалование за прошлый месяц.
– У тебя ж теперь есть надбавка, герр ефрейтор, – смеется ему один из выигравших. Кругом хихикают:
– Эй, ну что, еще разок? Погоди, вот будем на отдыхе…
Унтер-офицер достает из ранца две пуговицы:
– Приделайте их уже себе на петлицы![32]
Пять минут спустя их закрепили с помощью спичек: ефрейтор Адольф Райзигер.
Кем только не побываешь!
Райзигеру приходит в голову, что из тех добровольцев, что ушли с ним на войну, больше половины уже стали унтер-офицерами, а человек шесть уже и лейтенантами.
В карты больше играть не хочется.
Ближе к вечеру капитан передает, что в ночном карауле офицеры не требуются. Достаточно унтера и двух солдат.
Часов в восемь вечера приносят хлеб, сыр, ливерную колбасу в жестянках, две большие кастрюли кофе и полевую почту. Чуть позже все заворачиваются в одеяла. Ночь холодная, спится плохо. Разговаривать никому не хочется.
В одном из домов по левой стороне горит свет. Там капитан с лейтенантами.
– Давно не видел такого бедлама, как сегодня утром. Так и не получилось выбить эту кучку из траншей. Вопрос в том, чем это обернется. Фрике, начиная с завтрашнего утра в четыре часа утра прошу вас снова заступить в наблюдение вместе с Райзигером и Ауфрихтом.
Ночью не становится тише. Кругом темнота прорезана длинными трещинами шумов. Выстрелы. Крики. Шепот. Грохот. Шаги. Марширующие, неустанные, монотонные, шаркающие каблуками. Райзигер вытягивается: кажется, звуки проходят сквозь него, мимо него. Шаги, бредущие колонны. Всё движется к фронту, идет прямо тут. А завтра будет еще больше.
Он думает о гражданских. Их невозможно себе представить посреди этой тревожной ночи. Когда солнце взойдет, вместо них встанут солдаты, один за другим, в ожидании врага. Тогда их цветы исчезнут!
Цветы. Его мысли уперлись в этот предмет. В то, что этот женский жест был красив, как и их гордость, их бессмысленная уверенность в своей победе.
Вспоминается девушка из Анная. Мари. Она сейчас спит? Или сидит у въезда в деревню вместе со старухой, тоже ждет? Когда в три часа ночи Фрике вызывает его, он всё еще не спит.
В три тридцать они с Ауфрихтом уже стоят на площадке внутри трубы.
Небо бесцветно. С восточной стороны (Райзигер думает: «Там Германия») – ровная желтизна. Ни облачка.
– Если утром пойдет дождь, дело уже наполовину выиграно, – говорит Фрике с ухмылкой. – Уж это мы устроим.
Телефон гудит.
– Наблюдение 1/96 на проводе.
Приказ из полка.
– Красно-зеленые сигнальные ракеты на участке означают газовую атаку, – повторяет Райзигер себе под нос.
Ах, точно, об этом-то и забыли. И правда, бывают же газовые атаки, вернее, была уже газовая атака. Сегодня опять будет?
Фрике приказывает батарее приготовиться открыть огонь и командует несколькими позициями. Райзигер и Ауфрихт тоже смотрят через край дымохода. Там в поле вздымается пламя, а затем грохот.
– Наши орудия.
Чуть белеют известковые края позиции, занятой противником.
Снова приказ открыть огонь! Фрике наводит орудия так, чтобы снаряды не задевали подходные траншеи.