Будни милиции

У нас не было любви с первого взгляда, сначала мы просто подружились, насколько могут дружить мужчина и женщина. Потом он стал рваться в командировки в Саратов, да и я скучала в его отсутствие. Не помню уж, когда у нас зародилось серьезное чувство, но мы оба отчаянно сопротивлялись ему. Я никогда не забывала о том, что он был отцом и мужем. Я и сама пережила семейную трагедию, и мне не хотелось делать несчастной другую женщину да еще с ребенком. И он тоже боролся с любовью ко мне. Во-первых, он был очень честным человеком, во-вторых, по-своему был привязан к жене. Что уж теперь скрывать, мы были счастливы, но очень недолго, да и не могло быть иначе. Я повторяю, Василий Семенович был хорошим человеком. Он мучился угрызениями совести, страдал, переживал, клялся мне в вечной любви, однако сделать окончательный выбор был не в силах.

А мне уже тридцать четыре года, может быть, это была последняя возможность как-то устроить мою жизнь. И может, это покажется вам жестоким, но я поставила его перед окончательным выбором: или — или.

— Ну а он?

— Он просил подождать, не губить его. Но когда убедился, что я непреклонна, сказал, что не может бросить семью. Вот и все.

— Не совсем, — сказал Одинцов. — Вы не рассказали нам, зачем Николаев ездил к вашей сестре в «Рубин» и откуда вы узнали о его смерти.

— Я попросила его передать сестре посылку. Естественно, что он не хотел везти ее к себе домой. Ну а о смерти его мне сообщила Наташа. Она позвонила ему на работу, а там ей все и сказали.

— Что все?

Нина Борисовна удивленно посмотрела на меня:

— Что он скоропостижно умер от прободения язвы. Теперь уже все?

— И опять не все, — сказал Одинцов. — Сестра может подтвердить ваши слова?

— В общем, да.

— А жена Николаева знала о ваших отношениях?

— Узнала недавно.

— И как реагировала?

— Я никогда не спрашивала его об этом. А он считал для себя неудобным говорить со мной о своей жене.

— Вот что, — сказал Одинцов, подумав. — Вы, пожалуйста, не уезжайте пока в Саратов. Наверное, вы еще понадобитесь нам вместе с сестрой.

Когда мы вышли на улицу, мне он сказал:

— Поехали-ка к жене. Если верить рассказу Богатыревой, то вырисовывается следующая картина. С самолета Николаев вместе с попутчиком почти сразу же садится в такси и едет в «Рубин». От момента его встречи с Суворовой до приезда домой проходит пятнадцать-двадцать минут. Значит, повторяю, если верить словам Богатыревой, рану ему могли нанести именно в этот промежуток времени.

Его жена утверждает, что она вообще ничего не знала. Может быть, на этот раз нам все-таки удастся ее разговорить.

Я спросил Одинцова:

— Вы нарочно не сказали Богатыревой, что он умер не своей смертью?

— Если она на самом деле ничего не знает, то я не вижу необходимости растравлять ее душевные раны, если же она обманула нас в этом, то сейчас еще не время уличать ее во лжи.

Знакомая улица, знакомый двор. Как и несколько дней назад, нам открыла дверь Людмила Петровна Николаева. На этот раз она была одна. Дочка еще не пришла из школы. Старики уехали к себе домой.

— Вы опередили меня, — сказала Людмила Петровна — Если бы вы не появились сегодня, завтра утром я приехала бы к вам. Не могу я больше держать в себе эту страшную тайну. Это я, я убила мужа. Вы, наверное, уже все знаете — и о Саратове, и о его подруге. Вася поклялся мне перед командировкой, что порвет с этой женщиной, а когда вернулся, сказал, что на это у него нет сил и что он скорее порвет с семьей, чем с Ниной, как ее там, Борисовной. Я много терпела, а тут не выдержала. Нервы отказали мне, и я запустила в него портняжными ножницами. Вот они, пожалуйста. Поначалу я не связала его смерть с этой раной. Снаружи она была такой маленькой, незаметной. О том, что он умер из-за нее, я узнала от вас. А Вася молчал, и никому ничего не сказал. Он просто не хотел выдавать меня. Я призналась бы раньше, но не могла сказать при дочери, а теперь понимаю, что из-за нее я должна это сделать. Пусть моя дочь сохранит хоть остатки уважения к матери…

Принимая во внимание все обстоятельства дела, суд счел возможным в отношении Николаевой Людмилы Петровны ограничиться условным наказанием.

НОЧНОЕ «ОГРАБЛЕНИЕ»

В тот холодный, дождливый день, который запомнился мне надолго, я пришел на работу в отдел милиции значительно раньше обычного.

И все-таки мне не удалось прийти туда первым. Меня уже ждал утренний посетитель. Впрочем, он ждал не меня. Постояв в нерешительности перед дверью моего кабинета с укрепленной на ней табличкой: «Старший инспектор уголовного розыска И. П. Сергеичев», ранний гость с сомнением покачал головой и пошел по коридору, вероятно в поисках таблички с более внушительной надписью.

Войдя в свой кабинет, я прильнул к горячей батарее.

Однако блаженство мое продолжалось недолго. В дверь робко постучали, и одновременно зазвонил стоявший на столе телефон.

Крикнув «войдите!», я снял трубку.