Будни революции. 1917 год

В этот день – 21 сентября 1917 года по старому стилю – в Москве набирала ход избирательная кампания по выборам в районные думы. Напомним, что летом состоялись выборы в думу городскую. Впервые они прошли по новым, самым демократическим на тот момент правилам – всеобщие, равные, с отменой имущественного ценза. Впервые в состав выборных органов вошли депутаты-женщины. Среди них была известная революционерка Инесса Арманд, баллотировавшаяся от партии большевиков. Но летний оптимизм избирателей в конце сентября испарился. Судя по скептической публикации газеты «Московские ведомости», ситуация выглядела так: «В воскресенье должны пройти выборы в районные думы, но москвич остается к ним хладен и равнодушен. Урны рискуют остаться пустыми за отсутствием голосующих. Причина – отсутствие деловой работы в новой социалистической думе города, избранной летом. Полное разочарование в ней и торгово-промышленной, и трудящейся Москвы. Обыватели, настрадавшиеся за дни Февральской революции, ждали упорядочения продовольственных, трамвайных и иных каждодневных дел, наивно верили, что новые гласные сдержат свои обещания. Ничего этого не произошло. Сейчас печать уверяет, что выборы в районные думы для населения города имеют гораздо большее практическое значение, чем выборы в думу центральную. Именно через районные думы население может направлять городское управление, а не представлять собой пассивную массу в руках “отцов города”. Через районные думы горожане впервые станут хозяевами городской жизни. Все это только слова, слова…» И сто лет назад, оказывается, звучали соображения и аргументы, которые слышатся и теперь. Тогдашние соображения «Московские ведомости» считали «отнюдь не глупыми. Московский обыватель вправе спрашивать, на каком основании, если центральная городская дума не делает для него решительно ничего, он (обыватель) должен возлагать надежды на новые районные думы. Ведь между ними и работниками городского хозяйства стоит целая стена политиканов. Чего же можно достичь, явившись на выборы?» Закономерность этих грустных рассуждений для осени 1917-го очевидна. Разочарование в самом по себе демократическом выборном процессе на протяжении 17-го года нарастало. И, вполне возможно, это обстоятельство сыграло на руку радикалам, которые вынашивали планы решать политические проблемы силой, ставя общество перед свершившимся фактом. Впрочем, главный вывод «Московских ведомостей» отражал конкретное разочарование эпохи: «Засилье невежественных, но крайне самоуверенных социалистических масс в данное время настолько велико, что бороться с ним невозможно. Интересы городского хозяйства, продовольственное снабжение, все заслонено “политикой”, счетами между кадетами и большевиками, борьбой с контрреволюцией, произносимой через три “эр”, а город между тем голодает, и хозяйство его разлагается на глазах». Другой активно обсуждаемой темой в те дни оставалась ситуация на фронте: отношение к тем, кто продолжает выполнять свой воинский долг, и к тем, кто призывает воткнуть штык в землю. Газета «Время» в статье «Ударные батальоны и большевики» констатировала: «Еще с первых дней создания ударных батальонов в русской армии началась огульная травля добровольцев, готовых пожертвовать своей жизнью. Их обвиняли, что они продались за деньги, утверждали, что доброволец получает по 150 рублей в месяц. Их тут же обвинили в приверженности к старому строю, доходя до того, что бойцы ударных батальонов – это переодетые буржуи и офицеры, которые хотят вернуть монархию. Эту тему оседлали большевики, началась организованная травля боеспособных частей и соединений. Провокационная сущность большевистских агитаторов проявилась в дни сдачи немцам Риги, когда они вместе с сотнями дезертиров позорно бежали в тыл, убивая по дороге пытавшихся остановить их бойцов ударных батальонов». Вывод: русская армия напоминает сейчас тепличный цветок, который нужно беречь, а между тем грядет четвертая по счету зимняя кампания, которая рискует завершиться позорным поражением и заключением унизительного мира.