Будьте как дети

Кроме того, читая Библию, нельзя забывать, что человеку проще примириться со злом, когда оно приходит со стороны. Когда не мы его творим, а нас им наказывают. «Мои замечания, – продолжал Никодим, – особенно важны для тех глав, где зло приписывается самому Богу. Господь всеблаг, и зло, что есть в мире, творит только человек. Господь может лишь попустить ему. Потоп – зло, порожденное человеком, он же в нем и захлебнулся. Ковчег – добрые дела праведника, в грехе они не тонут, и Ной с семейством терпеливо ждал, когда Господь смилостивится, повелит злу вернуться обратно в преисподнюю. То же, что и с потопом, – с египетскими младенцами. Всевышний их не убивал. Защищая свой народ, Он поставил зеркало, и зло фараона, отразившись от меди, легло на Египет. Ожесточение сердца фараона, его запрет семени Иакова идти в пустыню – та неволя, в которой, мучая и преследуя, он держал сыновей Израиля.

Однажды, будто вторя Ленину, Никодим сказал, что революция, ее цель и смысл – возвращение в детство. Люди безмерно устают от сложности жизни, от тысяч и тысяч лазеек, закоулков, тупиков, в которых хоронится грех и откуда его ничем не выкорябаешь. Не сразу, но приходят к выводу, что единственное назначение сложности как раз в этом – укрывать, давать приют злу, и, пока ее не разрушишь, о спасении нечего думать.

Революция есть попытка вновь разделить добро и зло, сделать мир столь же простым, ясным, что до грехопадения. Отсюда чувство правоты, радость, восторг, ликование, которые, несмотря на все бедствия, она рождает в людях. Нечто подобное в те годы я уже слышал, удивляла лишь печаль, раскаяние в голосе нашего батюшки.

Я знал, что отец Никодим никогда революцию не поддерживал, но теперь его можно было понять так, что и враги революции были из того же детского лагеря. В семнадцатом году прежний мир разрушился, в одночасье сошел на нет. Выстоять у него не было ни единого шанса, потому что революция всем и каждому предложила всамделишный Господень рай. Тебе была обещана жизнь, лишенная порока, жизнь без искушений, без мук, без сомнений. Счастливое, радостное время – ведь если ты верил, был предан и исполнителен, ты знал, что, что бы ни делал, вины твоей ни в чем нет. Это и вправду был хороший, искренний мир, мир молодости и энтузиазма. Вера сберегла несметное количество сил, ты был буквально переполнен ими, оттого всё в тебе пело, и жить было легко.

Занимала Никодима и следующая мысль. При нем на пересылке инженер-капитан, в Первую мировую войну наводивший в Галиции понтонные переправы, объяснял сокамерникам, что каждый из нас – блудный сын, а вера – путь к Господу, дорога со всеми мыслимыми отступлениями и метаниями. Откровение даётся по мере того, как мы идём, только по мере и в меру пройденного мы понимаем слова Господа. Иначе – набор обычных заповедей и поучений. Иначе ничего не прочувствовано, ничего не болит, не мучает. Не было бы ни сомнений, ни измен, ни бегства: просто ты, как отличник, вызубрил урок и в классе отбарабанил.

В Библии, говорил капитан, вера прорывается через человеческую слабость. Она соразмерна нашим представлениям о мире, о его справедливости, о силе греха – только так она может помочь, направить в лучшую сторону. Отступления от Господа народа, который Он избрал – не только в Синае, но и раньше, в Египте, и позже, в собственном государстве, – его жалобы и стенания вернее другого свидетельство того, что ни на что большее человек не был способен. Трусость, порочность сынов Адама ставила пределы, и они были узки.

То есть вера – не нечто готовое, а как лепка человека из глины: постепенное, шаг за шагом, ваяние. И оба Завета – путь, неровный, прерывистый, трудная дорога, в которой всё необходимо и всё неизбежно. Лишь пройдя ее с начала и до конца, можно надеяться на спасение. Он же, кадровый офицер, утверждал, что военные походы России – средостение ее истории. Продвижение к Иерусалиму было медленным, явным для народа отражением нашего внутреннего исправления. Прежде чем второй раз явится Христос, мы должны будем повторить дорогу, какой вера шла к нам, сами вернуться на Святую землю.

В Генеральном штабе многие хотели спрямить путь – идти к истинной вере и земле Единого Бога, даже по карте почти не уклоняясь в сторону: Москва – Киев – Константинополь – Иерусалим, а когда цель будет рядом, часть сил перебросить на вспомогательный фронт в Междуречье и уже оттуда дорогой Авраама тоже идти в Святую землю. Но двор и гвардия были настроены по-другому. Их стратегический план исходил из того, что ныне святость обретается в Москве, само по себе иерусалимское направление мало что значит. В какую сторону ни возьми, мы идем к Иерусалиму: расширение империи есть единственно верный, надежный путь к Господу. Так или иначе, прежде нежели под скипетром русского царя не окажется весь земной шар – в числе прочего и Палестина – Царствие Божие не установится.