Буду твоей Верой

— Извини. Я случайно, — равнодушно бросает Бестужев Карине. — Отдай ей свой слюнявчик, — обращается ко мне, играя желваками. — Пусть подотрется.

А?

*Фонарь Джека — светильник из тыквы, символ неприкаянной души в ирландской средневековой легенде.

** Диффузный токсический зоб (Базедова болезнь) — увеличение функций щитовидной железы, при котором появляется пучеглазие.

18

— Бес? Ты… ты что? — Карина обескураженно хлопает длинными искусственными ресницами, похожими на щетку для ковра.

— Меня толкнули, — невозмутимо отвечает Бестужев и сует пустой стакан в руки Альбине, которая безропотно принимает его.

— Л-ладно, — смирительно рассматривает мокрый топ. — М-мне нужно переодеться. Альбина, ты мне поможешь? — пристыженно лепечет Карина, словно это она виновата в случившемся.

Болонка и ее хозяйка стремительно уносятся вверх по деревянной лестнице, а я пораженно смотрю в след девушкам и не могу поверить своим глазам и ушам.

Это, либо нужно иметь врожденную наглость, чтобы расхаживать по дому в уличной обуви, а потом облить с ног до головы хозяйку этого дома, либо — несгибаемый авторитет, чтобы тебе за подобные выходки ничего не было.

Мне слабо верится, что Бестужева мог кто-то там толкнуть, потому как разве такую скалу сдвинешь, когда его голова возвышается над большинством в этом зале? Но больше меня удивляет реакция Карины, которая безропотно сглотнула обиду, не сказав Егору ни слова.

— Ну что? — спрашивает раздраженно, когда видит, как долго просверливаю в нем дыру.

А я — то тут причем? Чего он злится?

— Тебя не толкали.

— Меня толкнули.

— Ты это сделал специально.

— Говорю же — нет, — пуще прежнего раздражается парень.

— Ты за меня заступился? — догадка обрушивается внезапно, поражая в самое сердце.

— Не придумывай себе лишнего. Я даже не слышал, о чем вы говорили, — Бестужев хмыкает и прячет глаза, делая вид, что его заинтересовал чувак в костюме ходячего мертвеца.

Не понимаю, почему так сложно признаться? Как будто признание в том, что он заступился за девушку, пусть весьма и своеобразным образом, поколеблет его мужское достоинство.

Ну и не заступался бы, никто не просил! Я привыкла защищать себя сама!

И нечего теперь на меня рычать!

Вот вроде и радоваться должна, а неприятный осадок застрял костью поперек горла и раздражающе колет.

Так и стоим, гневно сверля друг друга глазами, до того момента, как бестыжевское внимание, не стесняясь ползет вниз, останавливаясь в том месте, где всегда было плоско и скучно.

Как же неловко! Ну зачем он так делает?

Отворачиваюсь.

— И часто они тебя так задирают? — вдруг подается вперед Бестужев, практически касаясь губами моего уха. Мои голые плечи вздрагивают и покрываются мелкой мурашечной сыпью.

— Меня никто никуда не задирает, я — не юбка, — не поворачиваясь к парню, рассерженно буркаю я.

Вот же странный! Еще спрашивает!

Да сколько раз меня при нем одногруппники унижали, разве не слышал? Удобно быть нейтральным наблюдателем — ты вроде и ни с кем, но и со всеми сразу.

— Ты обиделась что ли?

— Вот еще, — огрызаюсь. — Умные люди не обижаются, они делают выводы, — деловито заключаю я и обиженно поджимаю губы.

— Бес! Пацаны, там Бес! –слышу за спиной восторженные возгласы.

Машинально поворачиваюсь в сторону голосов и…приглядываюсь…

Прищуриваюсь…

Елки-иголки!

Три парня стремительно надвигаются в нашу сторону, и в одном из них я узнаю знакомую физиономию с нарисованными кровяными дорожками слез, в запачканной красной краской хлопковой майке, перетянутой крест-накрест подтяжками, с болтающимися на широком ремне наручниками и небрежными лохматыми волосами, торчащими из-под американской фуражки, точно такими же, как у моего…брата?

А этот засранец что здесь забыл?

Мой мозг не успевает сгенерировать возможные ответы на этот вопрос, потому что занят поиском решения — как сделать так, чтобы брат меня не узнал.

Мои глаза мечутся по приближающимся парням, потом перемещаются на Бестужева, поднимаются к его губам, растянутым кривой ухмылкой.

Паника накрывает с головой, как у загнанного в угол зверька.

Первым делом я решаю сбежать и спрятаться, но понимаю, что уже не успею, да и выглядеть это будет по-детски глупо.

Не отдавая себе отчета, подлетаю к Егору, встаю на носочки и впиваюсь в его рот своим.

Крепко-крепко зажмуриваюсь и мысленно группируюсь, готовая лететь задницей на пол, в случае, если Егор меня оттолкнет.

Я не дышу.

И не чувствую дыхания Бестужева тоже.

Я всё жду, когда меня пошлют трехэтажным, но… чувствую порхание.