Я повторяю попытку открыть глаза и быстро-быстро моргаю, не узнавая обстановки. Запрокидываю голову вверх. Люстра, красивая такая, чёрное матовое стекло. И натяжные потолки тоже чёрные. Опускаю взгляд ниже. Внимание привлекает большой плазменный телевизор на стене. Поворачиваю голову направо — огромное панорамное окно на всю стену. Стоп!
— Всё хорошо, Антонина Романовна. Не переживайте за Карину. Нет. Проблем нет. Да. Мы заедем попрощаться, — зависает секундная пауза. — Ближе к обеду.
До меня сразу доходит, что этот тип говорит по телефону с моей мамой. В голове возникает уйма вопросов, вот только ответы я на них вспоминаю с огромным трудом. Кажется, вчера я действительно изрядно напилась, потому что не могу вспомнить все события. Последняя картинка, всплывающая в голове — это поездка в мерседесе Назарова. Куда он меня вёз? Кажется, домой.
— Доброе утро, проснулась? — Ким появляется из ниоткуда, замирая напротив кровати в нескольких шагах.
Я поднимаю взгляд вверх, встречаясь с карими глазами, которые нынче сияют странным блеском. Мужчина выглядит достаточно бодро, но слишком по-домашнему, как мне кажется. Голый торс путает все мои мысли, когда я осмеливаюсь опустить взор на массивную грудную клетку, покрытую лёгкой растительностью. В это время Ким делает шаги в мою сторону, а я ожидаю его приближения с настоящей остановкой сердца.
— Кофе? — он осматривает меня с головы до ног, не упуская из виду мои руки, которые сжимают на груди простынь до беления костяшек пальцев.
— Спасибо, — робко протягиваю, стараясь не смотреть на статного брюнета, который больше раздет, чем одет. Хвала небесам, он додумался надеть спортивные штаны, хотя мне и голого торса достаточно, чтобы от стыда покрыться багровыми пятнами.
— Выспалась? — не дожидаясь моего ответа, господин помощник прокурора присаживается на кровать. — Голова болит?
Я отодвигаюсь на другой край кровати, ловя боковым зрением мужской насмешливый взгляд. Кима жутко забавляет моя реакция на происходящее и, не сдерживаясь, он в открытую смеётся, потирая ладонью свой лохматый подбородок. Весело, да? А мне как-то не очень. Я вспомнить не могу, что было этой ночью. Лучше бы меня застрелили на месте или переехал каток. То, что на мне одни лишь трусики добивает окончательно. Я не помню, как раздевалась. Не помню, как ложилась спать. Неужели этот важный господин осмелился протянуть свои лапы и раздеть меня?!
— Что я здесь делаю?
— Ты совсем ничего не помнишь? — хитро щурится.
— Помнила бы, не спрашивала. Где я?
— У меня дома.
— Разве твой дом не в Одессе?
— В Одессе и в Измаиле. Мы с тобой земляки, забыла? — недоуменно смотрит, заставляя меня ёжится от таких гляделок.
— Почему ты не отвёз меня домой к родителям?
— Потому что кто-то был слишком пьян. Твоего отца ударил бы инсульт, заявись ты в таком виде.
— Значит, между нами ничего не было? — произношу с какой-то надеждой и Ким замечает это, оттого и улыбается, как довольный самец.
— Карина, Карина, — мечтательно закатывает глаза, произнося моё имя нарочито сладко. — Я мог бы тебе соврать и посмотреть, чтобы из это вышло. — Но, нет. Не было. Выдыхай.
— Спасибо.
— За что? — удивленно ведет бровями и берет с тумбочки кофе, предлагая мне взять чашку.
— За то, что не соврал.
— А, ты об этом?! — снова ухмыляется. — Я предпочитаю быть честным в отличие от некоторых.
— В чём заключается твоя честность? — я подношу к губам чашку и блаженно прикрываю глаза, ощущая, как по горлу растекается горьковатая жидкость.
— Во всём.
— Но я ничего о тебе не знаю, прошу заметить. О какой честности может идти речь?
— Спрашивай всё, что захочешь, и я отвечу.
Я размышляю одну минуту, прикидывая в голове к чему приведёт этот разговор. Да и нужна ли мне эта честность? С чего бы вдруг? Назаров мне никто. Временный персонаж в моей жизни. Не положительный, не отрицательный. Он просто есть и на этом всё.
— Что? Нет ни одного вопроса? Я настолько тебе безразличен? — Ким первым сдает позицию. Зависшая в комнате тишина тяготит его мысли, о чём говорит хмурый взгляд и сведенные брови на переносице.
— Мне всё равно, Ким.
— Да ладно? Не верю! — восклицает. — А мне вот не всё равно.
— Почему?
— А вот это уже вопрос. А говорила, нет вопросов, — нагло ухмыляется, заставляя меня сгорать от внутреннего негодования.
Вот же хитрец! Видимо, это профессиональные уловки развязывать язык таким, как я. Я же ничего не хотела спрашивать, но так получилось, что спросила.
— Ладно, если быть серьёзным, то я тебе кое-что скажу.
— Лучше не говори, — отрицательно машу головой. Я не хочу слышать признаний. Никаких.
— Я давно хотел тебе сказать…
— Нет, Ким! Нет, — выставляю руку перед собой, совсем забывая о том, что она одна единственная удерживающая простынь, вторая-то держит чашку с кофе.