Будущая загробная жизнь: Православное учение

Неверующие гордо заявляют, что разум не признает потусторонней жизни, но они забыли, что мудрейший из смертных – Сократ – сознавал: все, что человек знает и может понять – ничто в сравнении с тем, чего он не знает и не понимает.

Такое Божество, возражали Сократу, так высоко и величественно, что не имеет никакой нужды в человеческом поклонении.

«Так что же? – сказал мудрец. – Чем выше То существо, Которое удостаивает тебя приносить Ему поклонение, тем усерднее ты Его должен чтить. Бог, хотя и невидим, – продолжал он, – печется о людях, видит все в мире и все объемлет Своим Промышлением». Последнюю мысль Сократ раскрывал с особенной силою и любовью: «Ты согласен, – говорил он, – что твой ум, живя в твоем теле, управляет им как хочет; так должен согласиться и на то, что Ум, живущий во всем, – все устраивает так, как Ему угодно. И твое око может простираться далеко, а око Божие может охватить все одним взором. И твоя душа может обтекать мыслью и здешние места, и страны Египетские, и Сицилийские – неужели же Божья мысль не в силах объять все существующее?»

Самопознание открыло Сократу, что душа по природе причастна Божественному естеству.

Предсмертные речи Сократа проникнуты верой в бессмертие и во всеблагое Божество. «Если бы я не думал, что пойду к иным богам, мудрым и благим, и к умершим людям, которые лучше здешних, – то, конечно, я был бы не прав, равнодушно смотря на смерть. Но теперь знайте, что я надеюсь увидеться с добрыми людьми, хотя этого и не могу доказать решительно; но что я предстану пред могущественными богами, всеблагими, – будьте уверены».

Теперь спросим себя, справедливы ли слова воинствующего атеизма, о том, что образование и ум отвергают веру в Бога и потусторонний мир? Приведем сначала мнение другого язычника – философа Платона. Язычника, говорим мы, и тогда, быть может, и вовсе неверующие, и маловерующие христиане – устыдятся!

Слово Платона остается последним и заключительным словом древней философии и древнего мира о будущей жизни человека.

«Душа человека бессмертна, – говорит Платон, – все ее надежды и стремления перенесены в другой мир. Истинный мудрец желает смерти, как начала истинной жизни. Потустороннее – предмет его созерцания, всех его помыслов. В том только мире открывается истинная сущность вещей. Здесь мир сам по себе не имеет никакой цены, но имеет значение только по отношению к иному, как его отображение, подобие». В этом заключается величие учения Платона, возвышающего и устремляющего душу к свойственной ей свободе, к свободе над всеми чувственными ограничениями.

Из дали веков звучат эти голоса, но возьмем другие книги, другое время. Прислушаемся к голосу человека, более близкого нам по времени, великого Гете. Вот его слова: «При мысли о смерти я совершенно спокоен, потому что твердо убежден, что наш дух есть существо, природа которого остается неразрушимой и непрерывно, вечно будет действовать; он подобен солнцу, которое заходит только для нашего земного сна, а на самом деле никогда не заходит».

Математик Коней говорил: «Я христианин, я верую, что Иисус Христос был Бог, сошедший на землю. Верую, как Коперник, Ньютон, Паскаль, Лейбниц, как все великие астрономы, физики и математики. Во всем христианском вероучении я ничего не вижу, что сбивало бы меня с толку, было бы вредно. Напротив, без этого святого дара веры, без знания о том, на что мне надеяться и что ожидает меня в будущем, душа моя в неуверенности и беспокойстве металась бы от одной вещи к другой, и эта тревога души и неуверенность в мыслях есть то, что нередко производит отвращение к жизни и может в конце концов привести к самоубийству».

«На наших глазах, – пишет французский историк Тен, – и на глазах истории совершается превращение образованных людей и целых классов в зверей там, где христианская вера забывается. Христианство – это великая пара крыльев, необходимая для того, чтобы поднять человека выше его самого, выше его земной жизни и его ограниченного кругозора. Всегда и всюду, в течение 20 веков, как только эти крылья слабеют, или их разбивают, общественная нравственность понижается».

«Религиозное обучение, по-моему, – говорит Виктор Гюго, – в настоящее время более необходимо, чем когда-либо. Чем больше человек растет, тем более он должен веровать. Несчастье и, можно сказать, главнейшее несчастье нашего времени, составляет стремление все ограничить этой жизнью. Ставя для человека конечным пределом и целью земную материальную жизнь, люди увеличивают свои бедствия отрицанием будущей жизни».