Будущее капитализма

Взаимодействуя, три эти типа нарративов: принадлежности к группе, значимости обязательств и причинно-следственных связей — формируют ткань взаимных обязательств. Наши нарративы значимости обязательств воспитывают в нас идеи справедливости и верности и показывают, почему нам следует выполнять те обязательства, которые имеют взаимный характер. Наши нарративы принадлежности говорят нам о том, кто участвует в этих отношениях: взаимные обязательства действуют только в рамках определенной группы людей, которые их признают. Наши «нарративы причинности» показывают нам, почему действия, которые мы обязаны совершать, целесообразны. Вместе эти нарративы образуют систему убеждений, которая меняет наше поведение. Системы убеждений способны превращать анархический ад в сообщество, делая «беспросветную, тупую и кратковременную» человеческую жизнь историей «процветания». Нарративы есть только у homo sapiens, они отличают нас от приматов.

Люди, принадлежащие к одному сообществу, как правило, слышат одни и те же истории и обладают общим знанием того, что они их слышали. Конкретные нарративы принадлежности, взаимных обязательств и причинно-следственных связей, существующие в пределах одного сообщества, обычно хорошо согласуются друг с другом. Истории, способные нарушить стройность этой системы, могут изыматься из обращения путем табуирования или вытесняться путем дискредитации[47]. Идеи сочетаются таким образом, чтобы они подтверждали и подкрепляли друг друга. Вместе они связывают общую принадлежность с какой-то целью и каким-то представлением о путях ее достижения. Верующие стремятся заслужить «рай» частой молитвой, оксфордские профессора — сделать свое заведение наиболее выдающимся, стараясь учить студентов как можно лучше[48].

Системы убеждений могут приносить ужасные плоды. Это ярче всего проявляется в национализме, о котором речь пойдет в следующей главе. Но они имеют и неоценимую положительную сторону, обеспечивая эволюцию от эгоизма homo economicus к человеку, мотивом действий которого является соблюдение обязательств, который воспринимает себя как часть некоего «мы», и к сообществу, в котором люди относятся друг к другу не со страхом или безразличием, а заранее предполагая взаимное уважение. Мир, состоящий из одних лишь homo economicus, не может быть тем образцово функциональным раем, для наступления которого, согласно простеньким экономическим учебникам, не нужно ничего, кроме эгоизма. Их авторы принимают общество, в котором люди уже выработали и соблюдают правила совместной жизни, как некую данность. Они как бы начинают свой вводный курс по экономике с того места, которым заканчивают углубленные курсы по социальной психологии и политическим наукам. С некоторым опозданием это начинают понимать и экономисты: пионерами в этом отношении стали Джордж Акерлоф и его соавтор Рэйчел Крэнтон[49]. Догоняя другие науки и устраняя свои пробелы, экономическая наука тоже начинает высказывать некоторые ценные идеи.

Одна из таких новых идей, имеющая чрезвычайно важные следствия, касается эволюции этических норм. Она была высказана Тимом Бесли, который активно использует достижения биологии. Бесли пришел к выводу о том, что нормы, подобно генам, передаются от родителей детям[50], хотя процесс в этом случае протекает совсем иначе, чем с генами. Исходным пунктом рассуждений Бесли служит некое воображаемое общество, где одни люди придерживаются одной нормы, а другие — другой. Хотя при выборе брачных партнеров люди, как правило, тяготеют к тем, кто разделяет их нормы, Амур часто вмешивается в человеческие дела, и иногда дети воспитываются родителями, которые придерживаются разных норм. Чьи нормы они воспримут? Тим Бесли предполагает, что имеет место довольно несложный процесс, в ходе которого дети тасуют и примеряют к себе разные идеи, стремясь снизить уровень эмоционального стресса, связанного с рассогласованностью норм, и чаще перенимают идеи более позитивного из родителей. Что же касается того, какой из родителей будет настроен позитивнее, то при политической системе, в которой вопросы решаются волей большинства, это будет тот из них, чьи идеи имеют более широкое признание[51]. Отсюда следуют два примечательных вывода.