Будущее капитализма

Семьи — это тоже сетевые структуры; в типичной нуклеарной семье из трех поколений среднее поколение — родители — составляет узел, хотя родители часто воспроизводят нарративы, переданные им предыдущими поколениями. В семье базовая формула, согласно которой моральные нормы рождаются из нарративов, работает еще нагляднее, чем в государстве и в частной компании. Семья — это структура, в которой чувство принадлежности возникает наиболее естественным образом — ведь мы воспитываемся в ней с самого раннего детства. Прямой человеческий контакт дополняется здесь историями об общем происхождении, которые привязывают к семье каждое следующее поколение, формируя чувство принадлежности к некоему семейному «мы». Одни истории позволяют нам объяснить детям, что такое долг, другие показывают связь между нашими поступками и их следствиями. В моей семье, как и во всех других семьях, масса таких историй. В них есть свои герои и свои паршивые овцы. Любопытно вспоминать их и классифицировать по этим «рубрикам»: истории о происхождении, истории о долге, истории о разумном эгоизме.

Как и другие нарративы, имеющие хождение в человеческих группах, они постепенно «обкатываются» временем и обретают форму некоего связного целого, становясь системой убеждений. Биологические основы семьи оставляют достаточно возможностей для сосуществования соперничающих систем убеждений, но к 1945 году в западном обществе почти повсеместно утвердилась одна система: здесь я буду называть ее представлением о «моральной семье». При этом я не хочу сказать, что считаю эту систему убеждений единственно нравственной. Собственно говоря, она разительно отличается от системы ценностей, царящей во многих сегодняшних семьях. Я лишь обозначаю неким ярлыком структуру моральных понятий, которая в течение длительного времени была очень широко принята в семьях.

В моральной семье образца 1945 года супружеская пара, составлявшая среднее поколение, признавала свои обязательства по отношению к обоим другим поколениям: поколению детей и поколению родителей. Это часто оборачивалось немалым бременем, но, поскольку каждый человек по очереди проходил все три поколения, этот этап считался этапом ответственности. Это была очень устойчивая система убеждений: в ее основе лежала общая идентичность, которая очерчивала сферу избирательной и различающей взаимности, основанной на разумном эгоизме. Формирование общей идентичности, основанной на принадлежности к семье, не вызывало проблем, потому что это была ежедневно проживаемая реальность, сфера «взаимного уважения». Нормы, задающие взаимный характер обязательств, были естественным продолжением и развитием чувств привязанности. При этом нормы могли подкрепляться осознанием их необходимости и осмысленности: если их соблюдало достаточное число членов семьи, это обеспечивало долгосрочные материальные преимущества для всех: здесь действовал «разумный эгоизм».

В 1945 году почти все семьи были такими, но в следующие десятилетия ситуация радикально изменилась. Во многих странах Запада люди начали пренебрегать обязательствами перед семьей. Число разводов резко подскочило. Их максимум в США пришелся примерно на 1980 год; в Великобритании это случилось немного позже. С появлением новых социальных различий — на этот раз между более и менее образованными людьми — эта перемена стала очень явной.

Происходившие потрясения расшатывали всю традиционную систему убеждений, лежавшую в основе моральной семьи; распад семьи этого типа усиливал социальное расслоение, а это расслоение имело свои уродливые результаты.

Толчки в верхних слоях

Первый удар по нормам моральной семьи нанесла наука. Противозачаточные средства позволили молодым женщинам взять свою судьбу в свои руки: теперь можно было отделить секс от зачатия, бывшего прежде его обычным следствием. Это облегчило поиск подходящих партнеров; временные сексуальные отношения стали менее рискованными, а на смену прежней непростой «проблеме обручального кольца» пришел гораздо более удобный «режим», когда партнеры могут присмотреться друг к другу до брака. Как очень точно заметил поэт Филип Ларкин, «секс пришел к нам в шестьдесят третьем».

Свобода началась с секса, освобожденного наукой, но вскоре дело пошло гораздо дальше. В результате глубоких духовных сдвигов человек освободился от ограничений, налагаемых многими неразумными нормами моральной семьи. На смену обязательствам людей перед семьей пришли новые обязательства каждого перед самим собой: люди осознали свой долг самореализации и раскрытия личного потенциала. Законодательство упростило порядок развода. Одной из примет той новой атмосферы, которая привела к упрощению процедуры развода, стало то, что он уже не сопровождался комплексом вины: в разводе никто теперь не был виноват.