Будущее капитализма

Такой же крупный и растущий разрыв наблюдается и в школьном возрасте. К 2001 году разрыв в умении считать и читать между американскими детьми из социальных групп с разным уровнем дохода был примерно на треть больше, чем поколение назад. Эта тенденция не только сохраняется, но и усиливается, поскольку она обусловлена тем же процессом нарастания различий между семьями.

Наиболее вопиющее следствие этого расхождения между образованными и необразованными классами было показано недавно в эпохальной работе Роберта Патнэма, посвященной американским детям. Группируя детей по когнитивным способностям, он проанализировал их шансы на поступление в университет. Мы, конечно, предполагаем, что поскольку дети образованных родителей обычно наследуют более высокие когнитивные способности, они имеют больше шансов на поступление. Но Патнэм обнаружил, что дети образованных родителей с самыми низкими когнитивными способностями по национальной шкале имеют больше шансов поступить в университет, чем дети менее образованных родителей с наивысшими когнитивными способностями. Новая культура интенсивного внешкольного обучения приводит к появлению не только «трофейных детей», но и скрытых тупиц.

Тенденции к росту социального неравенства и прекращению или снижению социальной мобильности — это недавнее явление, и имеющиеся данные показывают изменения, которые произошли в период между моим и следующим поколением. Но самое неприятное состоит в том, что цифры, как правило, сильно занижают реальные масштабы сохраняющегося социального неравенства. В своей замечательной недавней книге, остроумно озаглавленной «Отцы и дети», Грегори Кларк проследил, как социальное неравенство между семьями воспроизводится на протяжении многих поколений[116]. Обычно для измерения социальной мобильности сравнивают только одно поколение со следующим, но Кларк придумал оригинальный метод, основанный на использовании редких фамилий, судьбы носителей которых легче проследить на протяжении целого ряда веков. Очевидно, что в данном случае он обычно прослеживал в таких семьях мужскую линию, которой в течение большей части истории соответствовала роль глав семейств. Он обнаружил, что успех очень устойчиво воспроизводится — нередко на протяжении целых веков. Кларк показал, что традиционные оценки социальной мобильности, основанные только на переходе от одного поколения к другому, совершенно не подтверждают такое устойчиво воспроизводящееся неравенство, и приводит достаточно убедительное объяснение этого явления. Какое-то ценное качество передается от поколения к поколению, не рассеиваясь. Что это за качество? Маловероятно, чтобы таким образом передавалось материальное богатство: чтобы растратить целое состояние, достаточно одного мота, и известное выражение «из грязи в грязь за три поколения» — именно об этом. Кларк выделяет два качества, которые нельзя рассеять или промотать. Одно из них — генетика, но, хотя наследственность важна, за несколько поколений даже самые исключительные гены обычно «разбавляются» в результате образования брачных союзов. Другой возможный актив — это то, что Кларк называет «семейной культурой». Он обозначает этим термином нормы и нарративы, образующие систему убеждений, которая формирует поведение людей, составляющих «сетевую» семейную группу. Находясь в узловой точке такой сети, глава семьи имеет много возможностей для сохранения преемственности. Мы знаем, что отцы семейств, входящих в элиту, прилагают немалые усилия к тому, чтобы обеспечить наследование семейной культуры[117], уделяя, вероятно, особое внимание тем ее чертам, которые способствуют достижению успеха, хотя со временем конкретный состав таких черт, по-видимому, меняется.

Тот же метод прослеживания исторических судеб семей с редкими фамилиями можно применить для исследования того, что происходит на другом конце социального спектра: с теми семьями, которые из поколения в поколение не могут подняться с «социального дна». Кларк обнаружил ту же закономерность воспроизведения ситуации на протяжении поколений: неспособность добиться успеха в обществе тоже передается «по наследству». Поскольку долги не наследуются, передача финансовой несостоятельности следующим поколениям не кажется правдоподобным объяснением. Собственно говоря, на протяжении большей части истории большинство людей не накапливали значительных материальных благ, так что большинство людей получали одинаковое денежное наследство: оно было равно нулю.