Будут расставания

— Подожди, — нахмурился мастер. — Как это… вредная птица? Птица-радость — вот кто голубь! Сопляки вы еще. — Он замолчал. Вспомнилась деревня под Зарянском. Широкая, зеленая улица, склон к реке, и небо — синее, без одной тучки. Сосновые рубленые дома с крытыми подворьями. И голуби. Мальчишкой он любил смотреть, как гоняют белых турманов… Уже в городе он хотел развести голубей, но то служба, то переезд в большой дом, то война — так и не собрался. Теперь они прилетели сами. А сыну не любы. Николай Васильевич дышал с трудом. На висках выступил пот. Лампочка над кухонным столом померкла, точно упал накал. Откосов опустился на табуретку.

Через несколько минут стало дышать легче. Только пот заливал глаза, и стучало сердце.

ТРАДИЦИЯ МНОГИХ ЛЕТ

Он проснулся первый и зажмурился от яркого солнца. После ненастных дней комната казалась неузнаваемой. Федор сладко потянулся, встал на теплый крашеный пол. Вчера в институте были практические, и он совсем неплохо «раскусил» задачи по математике. Сейчас надо бы повторить.

Илья с Дмитрием посапывали, отвернувшись к стенкам. Федор открыл тетради, посмотрел решенные вчера задачи, над каждой подумал. Потом открыл учебник.

Из коридора доносились стук шагов, хлопанье дверей. Федор не заметил, как встал с постели Илья, разморенный теплом, как сбил ногами простыню и сел по-турецки на постели Дмитрий.

— Ради воскресенья, не надсажайся, — жалобно сказал Митя и зевнул.

— Пусть! — сказал Илья. — Необходимость…

Федор обернулся, добрая улыбка была на его лице.

— День не позанимаюсь, не повторю — все напрочь забываю. Приходится каждый день сидеть.

— Цыплят высидишь! — Митя торопясь надевал брюки. — Вы кто куда, а я к Галке на блины. Вчера приглашала…

— Про футбол не забудь, — сказал Федор, не отрываясь от книги.

— Помню! В пять часов — как штык!

— Сейчас Рита кофе принесет, — сказал Илья, прикрывая постель одеялом. — Ты, Федя, оторвись для завтрака…

Днем на горизонте появились облака, но так и повисли в безветрии у стен города. Федор учил английские слова, прислушиваясь к произношению. Он расстегнул ворот рубахи, закатал рукава. Солнце светило ему в лицо, нос блестел от пота.

В два часа он отправился обедать. Шел медленно, поглядывал на девушек: все-таки Валентина красивей всех. Сегодня после футбола увидит ее. Химия, черт с ней, пусть останется на понедельник.

Это одна из традиций станции — розыгрыш кубка по футболу. Двадцать лет назад голубенький, на рюмку похожий кубок разыграли в первый раз между цехами. Футболисты стали пожилыми, многие разъехались по новым станциям, но каждый год осенью физорги цехов собирают команды. Возраст и должность не имеют никакого значения.

Отказываться никому и в голову не приходило. О предстоящих матчах говорят и спорят, а болеть на стадион приходят все, кто работает на ГРЭС или живет в поселке. Матч настоящих команд никогда не собирает столько зрителей.

В конце недели Федора позвали на монтерский пункт — застекленное с трех сторон помещение в машинном зале. За столом, рядом со старшим монтером Василием Ивановичем Кашкиным, сидел сурового вида мужчина в пропыленной кепке. Колючая седина торчала на его висках.

— В футбол играл когда-нибудь? — спросил он, рассматривая Федора маленькими глазками.

— Нет…

— Спортом в армии занимался? — допрашивал суровый мужчина.

— Гранату метал, прыгал…

— Пойдешь в защиту.

— Куда-а?

— Футбол в воскресенье — Петрович команду собирает, — вмешался в разговор Вася Елкин. — В сжатые сроки проведем первенство…

— А ты не ехидничай, — физорг Петрович дернул козырек кепки. — Сроки! Мне картошку надо копать… У меня семья, понимать надо.

— Подготовка уж больно липовая, — вполголоса, чтобы не обидеть Петровича, сказал старший монтер.

— Подготовка! Сколько можно? — озлился Петрович. — Меня на эту должность выбирали, когда Василий под стол пешком ходил. На пенсию скоро, а все не переизбирают… — Встал, хмуря брови, посмотрел на Федора. — Вон здоровяк какой! Под ногами мешаться будет, и то хорошо. Чтоб без опозданий.

Он вышел, и в открытую дверь ворвался тугой шум машин.

Разновозрастная команда электрического цеха стойко держалась первую половину игры. Даже атаковала, и центр Радий Бушмелев забил красивый мяч в левый нижний угол.

Вечернее небо померкло. Окна верхних этажей отражали багрянец заката. Стало прохладно, и зрители надели плащи, пальто. Они теснились на трибунах и у кромки беговой дорожки. Походило, что на скамьях бушевал ветер и качал болельщиков — они кричали, и от этого крика над стадионом летали встревоженные голуби.

Не торопясь, вразвалку бегал по полю физорг. Он взял у мастера Откосова свисток и держал его в зубах. Остановив после нарушения игру, сорвал с головы кепку и замахал, объясняя жестами, в какую сторону бить штрафной.

Федор стер ногу тесным бутсом, но продолжал бегать. Он самоотверженно бросался на турбинистов, и они порой уступали мяч, устрашенные его решимостью. «Не выдержим, — устало махнул Вася Елкин — центр защиты. — Они нынче взяли».