— Алю Брусенцову? Ее уже все тут знают. Больше месяца ходит, выуживает из меня что-то. Дотошная. Сейчас опять здесь будет — Вахрушев звонил. Хлопцы наши уже подтрунивают надо мной: дескать, осторожней с ней, а то изучит тебя хорошенько и напишет фельетон, а то и от жены, чего доброго, уведет. — Илья положил на колени разводной ключ и поглядел на Митю.
— Знаешь, ей, пожалуй, будет интереснее написать про меня, — серьезно сказал Митя и дернул себя за нос — Как же! Я молодой «кадр» на станции. Пил, гулял, а теперь коллектив на меня воздействует. Понимаешь, проследит судьбу и напишет повесть.
— Верно! — засмеялся Илья. — Заботишься о популярности?
— А как ты думал? Я ничем не прославлен. Даже рацпредложением. — На маршах железной лестницы раздались гулкие шаги. Митя бросил ключ и встал. — Что ты скажешь журналистке?
— Как всегда, о своем рацпредложении… Идея, мол, не нова, но в системе облэнерго мы первые. Автоматика на углеподаче. Тележки поумнеют. Станут бегать самостоятельно: над порожними бункерами останавливаться, а засыпанные углем — пробегать.
— Идут, — тихо сказал Митя, кивнув толовой в конец коридора.
— Собери инструмент, Митя. Теперь какая работа, да и обед скоро.
Рядом с высоким, тощим, словно помятым Вахрушевым она была легкая и светлая. Светлые волосы, глаза. Начальник цеха жестикулировал длинными руками. Аля улыбалась, отвечая Вахрушеву, но смотрела уже на Митю и Илью.
ТУЧИ ПРИПЛЫВАЮТ
Они встретились в кино.
— Потрясло? — спросил Митя.
— Картина с хорошей начинкой, — ответил Артур. — Особенно когда она тонет, а он…
— Он тоже тонет. Вообще, картина душу разворотила. Давай выпьем.
Артур пожал плечами.
— Можно, но зачем?
Над головой плыли тучи, низкие и сердитые, задевали за башню главного корпуса и заводские трубы. На улице было серо и пахло снегом.
— Название какое! — говорил Артур. — «Майский буран»!
— Не стоило им всем лезть на лед, — сказал Митя, прикуривая. — Весна. Понимали, что дело швах!
— Это не главное. Главное — замысел. А он выражен точно. Выпукло! — Артур посмотрел перед собой, и подбородок его надменно задрался. — Я в любовь не верю. Никакой любви нет! Но человек должен жить по большому счету. Во всем! Раз и навсегда. Если б он смалодушничал и не полез на лед? Всю жизнь считал бы себя подлецом! Вот ключ. А вместо весеннего льда можно придумать лесной пожар. Вместо любви к женщине — гражданский долг. Так ведь?
— Погода сегодня пакостная. Давай выпьем, жуть дело.
Они зашли в магазин. Митя попросил продавщицу завернуть бутылку.
— Что же мы так понесем ее по городу? А если навстречу учителя вот этого мальчика?
Пока продавщица завертывала бутылку портвейна, к Дмитрию подошли двое и стали рядом, загораживая от Артура.
Один, приземистый и сутулый, положил на плечо Мити цепкую ладонь.
— Здорово! Го-го-го. Помнишь, «троили» с тобой…
Другой, с тусклым вытянутым лицом, поджатыми губами, чуть слышно кашлянул.
— Вот встреча! И опять с водочкой.
— Возьмешь в компанию? Го-го-го! — открывая большой рот, смеялся сутулый.
— Нет уж, надо найти место поудобней. Пойдем в столовую. Поговорим за шницелями, — предложил второй.
— О чем говорить-то! — Митя спрятал бутылку в карман пальто. — Да я не один, с товарищем.
Они обернулись оба враз и посмотрели на Артура.
— Георгий Иванович Травкин! — представился узколицый, пытаясь улыбнуться бледными губами. — Работник ЖКО… А это — Вечерни Гена, тоже из ЖКО.
— Ага! — радостно подтвердил сутулый Гена. — Я теперь с Георгием Иванычем работаю. Под его подчинением. Кирпичный бросил, в ЖКО — другое дело. Георгий Иваныч — душа человек: с рабочим поговорит и выпьет.
— Гена, я этого не люблю…
— Вот что, долго думать не будем, — сказал Митя, — выпьем за знакомство и разойдемся с миром.
— Можно было и в столовую, но если молодые люди так решительны… Гена! Принеси стаканы с томатным соком и пирожки.
Они встали за высокий столик и, выпив томатный сок, разлили вино.
Глядя в стакан, узколицый Травкин сказал тост. Слова были едва слышны — он почти не открывал рта. И прислушиваясь, все склонили головы.
— Хорошие люди встречаются в мире, как атомные частицы, — неожиданно и весьма редко. И надо ценить друг друга, помогать. А хорошая выпивка всегда сближала хороших людей. Выпьем за то и другое.
Вытирая губы бумажной салфеткой, Митя вспомнил вдруг Филичкина. «Уж этот не его ли родственник. Говорят одинаково?»
— Георгий Иванович, у вас нет родственника по фамилии Филичкин?
— А что?
— Вообще, жуть дело.
— Не слыхал пока. А что?
— Ничего! Спешим мы с Артуром. Счастливо оставаться.
— Что так уходите? Го-го-го! Сейчас еще бутылочку возьмем.
— Гена, если люди спешат… А Филичкина не встречал — редкое фамилие.
— Желаю успехов на коммунальном фронте! — Митя поднял руку. — Всего вам, хорошие люди…
— Хорошие люди! — сказал он Артуру, когда вышли из магазина. — Мыши, грызуны. И до чего же они с Филичкиным схожи. Как братья.
— Филичкин — это кто? — Артур смотрел перед собой, и глаза у него были сосредоточенными и решительными.