Они подтащили кабель к тумбе шинной сборки, и Митя ключом открыл дверцу. Он стал коленями на снег: полушубок был короток ему. Озябшими руками старался подсоединить концы кабеля к клеммам, ругался сквозь зубы, но работал терпеливо.
— Вот монтерский хлеб — наблюдай, — сказал, вставая с колен. — Готово. Опробуем.
Снег заскрипел под валенками машиниста.
Митя стал бегать вокруг сборки и хлопать себя руками по бокам. Он работал второй час и, казалось, не осталось в нем ничего, что бы не промерзло.
Со всех сторон пронзительно кричали паровозы, словно собрали их сегодня вокруг ГРЭС. Совсем рядом грохотала дробилка, с другой стороны отчетливо скрипела тросами лебедка и на редкость громко разговаривали на соседнем железнодорожном узле диспетчеры.
Черное низкое небо было сегодня почти без звезд. Седые обрывки дыма плыли над землей, воздух был кисловатым, все время хотелось кашлять — ветер дул со стороны цинкового завода. Машинист РПМ показывал Мите на машину, то и дело скрещивая над головой руки. Жест этот означал, что концы кабеля соединили неправильно и их надо пересоединить.
Стертый разводной ключ часто срывался. Дмитрий снимал рукавицы и дул на озябшие пальцы. Ему стало казаться, что полушубок на нем железный — таким холодным и твердым стал он. Стужа перехватывала дыхание.
Дмитрий подал рукой знак:
— Пробуй!
Лязгая, приподнялся транспортер, загрохотали катки под лентой.
— Хорошо! Работает! — крикнул машинист, приоткрыв дверку кабины.
— Добро! Пойдем греться! — Митя поднял ключ и, прикрывая рукавицей лицо, побежал к вагончику-теплушке.
В вагончике плавал слоистый табачный дым, от регистров отопления пахло горелой краской. Митя не чувствовал тепла. Сбросив полушубок, он бегал по вагончику, оттирал ладонями лицо.
— У тебя нет сапог-скороходов? — вдруг спросил Митя машиниста.
— Чего тебе? — не понял тот.
— Да воспитывает меня тут один букварь. А я его! Шагать, говорит, по жизни надо семимильными шагами. Догонять, что упустил сдуру.
— Упустил? — переспросил машинист. — Кого упустил?
— Время! — ответил Митя. Жизнь была у меня тепленькая. Все было! Птичье молоко тоже. А на поверку вышло, что проиграл я. Так что нужны мне теперь сапоги-скороходы и ковер-самолет. Хорошо, что люди друг друга умеют воспитывать. Вот, например, я тебе напоминаю, что уже пора работать.
— Сейчас, что ли?
Машинисту не хотелось на мороз. Он курил и глядел на Митю осоловевшими от тепла глазами.
— Айда! Ступай, — торопил Митя. — Я подожду, а то вдруг опять забарахлит.
За тонкими стенами вагончика озлобленно скрежетала РПМ. И пока Митя слышал эти звуки, ему спокойно думалось.
«Чаю бы с вареньем сейчас, густого до горечи, как у матери. — И глаза закрыл, улыбаясь. — Хорошо если Федор или Галя догадаются купить сахара». Сахар кончился и покупать его была Митина очередь, но он забыл, как всегда.
«О Федоре Галина печется: чтоб позавтракал, чтоб без шарфа на работу не ушел. За Артуром — вся бригада Откосова: чтоб он уроки выучил, чтоб на костюм деньги отложил. А кто обо мне думает? Але на меня наплевать. Вот где трагедия!» Внезапно в морозной ночи исчез скрежет транспортера РПМ, и точно пустота образовалась в маленьком мире станционного двора.
— Предохранитель, наверное, полетел! — Митя застегнул полушубок и поднял воротник. — Вперед! Нас ждут подвиги, слава и благодарность Василия Ивановича.
Из-за главного корпуса выплыла ущербная луна. Повисла над порталами, чуть обведенная оранжевым ореолом. Рядом спал большой город. Не чувствуя мороза, дремали многоэтажные здания.
Опять качался и скрипел фонарь, и свет его скользил по снеговому конусу. Опять кисловатым и едким дымом тянуло от цинкового завода. И каждый звук на морозе становился резким и громким.
— Заело! — раздраженно сказал Митя.
— Встала чего-то холера! — ответил машинист, спрыгивая на снег с железной подножки.
По узкому трапу Митя забрался в кабину, в электрический отсек. Предохранители, похожие на снаряды автоматической пушки, выстроились рядами в медных зажимах. Пока Митя доставал контрольный индикатор, перезаряжал сгоревший предохранитель, руки замлели. Согнувшись, Митя вылез из отсека, с трудом приподнял веки с заиндевевшими ресницами.
— Давай, товарищ! — устало сказал машинисту.
Легко поднялся транспортер, и скрежет тросов был теперь не озлобленным, а упрямым, четким. Машинист улыбался за мутным оконцем. И Митя почувствовал, что машина пойдет, теперь действительно пойдет. Он спрыгнул на снег и не оглядываясь побежал обледенелой неровной дорогой. Главный корпус в клубах тумана и пара словно плыл на него.
В дверях машинного зала Митя столкнулся с Федором. Полугоров был в ватнике, сапогах.
— Куда, Фигура? — остановил Дмитрий Друга.
— Ого! — обрадовался Федор. — Закончил там? Мы думали умер… Половина смены прошла.
— А ты на выручку? Спасибо! Это когда я уже ноги-руки отморозил? И в таком виде собрался на РПМ? Да ты бы и не дошел до машины. Мороз!
— Ну, всё, что ли, в порядке?
— Порядочек! Пошли, Федя.