— Подумай, что может случиться. Они все равно не выиграют и не стараются, а у тебя шанс…
Присев на песок, я обхватил колени и смотрел без помощи очков на заходящее солнце. Я все равно поверну против течения. Река не так опасна и быстра, чтобы препятствовать этому.
***
Уже и не помню, когда в последний раз получал такую отдушину.
Я лежал на диване и некоторое время не закрывал глаз, но потом, не спавший всю ночь, слегка подобрался ко сну, но еще не полностью утонул в нем. Темнота раннего утра всегда успокаивала меня. Я ценил, что иногда могу прожить именно такими минутами.
Но когда рядом оказывалась она, все становилось намного проблематично. Рядом с простой смертной было трудно.
Юли вошла в каюту.
Она недолго сидела в молчании на краю дивана. Возможно, она чувствовала, что я правда не сплю. В ее голосе за последние дни закрепилась горечь, и больше никаких других нот я в нем не слышал:
— Игроки сообщили, что…
— Я в курсе, не нужно, — перебил я, поглощенный лихорадкой мыслей, что так и давили на голову.
Полные бессилия и сожалений, мы делили между собой два молчания: мое — сонное, глубокое, и ее — испуганное, натянутое до минуты.
— Ты остаешся в игре или…?
— Когда причалим к берегу, я вернусь в Игру. Только ради завершения начатого. Да, я поступил неправильно, когда решил покинуть Игру. В итоге — около пяти лет скитаний по Токио в обрывочном бреду…
— Но почему ты захотел уйти тогда?
— Не знаю, насколько это тебе покажется странным… — из горла вылетел горестный выдох. — Но я устал. Велдон прав — я рушил стены, добирался до света и самолично опустился на колени. Не поверишь, но даже вечности чертовски мало, чтобы прожить без ошибок и падений. И даже у такого шинигами, как я, ломается воля. Просто из-за выбора, а не потому что ослаб.
Мне ничего из сказанного не жаль; я признался — я был смело откровенен с ней, потому что знал — она поймет каждое мое слово. Она понимает, что значит падение и удар. Ее крылья такие же окровавленные, подломанные, но продолжают нести ввысь. Они белые, в отличие от моих, но я стремлюсь очистить их от грязи, в которой так долго и безвыходно купался сам. Как же глупо и забавно…
Почти не разжимая губ, я стал цедить по словам, глядя снизу вверх на Юли:
— Что с нами такое творится? Мы даже не можем понять, как нам поступать дальше… Жнец и человек… Это невозможно.
— Грелль…?
— Я серьезно, правда, — поднялся я на локтях, приближаясь к ее лицу. — Не глупо ли мимолетной минуте слиться с бесконечностью, если у нее таких для своего хода хватает в несколько миллиардов раз?
Вопрос вернул девушке то, что я заметил при самой первой нашей встрече — любопытство и всю ту же ранимость. Не прав — она не изменилась. Я смог снять с нее маску, которую она придумала себе сама. Я открыл ее заново, заглядывая в глубину безотрадных карих глаз, в которых еще сохранился тот прожигающий блеск.
— Но эта минута желает понять, каково это — войти в вечность? Остаться в ней и стать элементом ее безостановочности.
— Жалкой и никем не заметной… — продолжил я с иронией. — Да, она такая. Но если сравнить ее с двухста веками, прожитыми впустую, она наполнена жизнью и теплом больше, чем сама думает. Безумно, не правда ли?
На этих секундах я перестал ставить себе рамки и вывернул наизнанку мир, который не открывал никому до этого. Я обнажил свои тайны, потому что перестал ждать.
— А если попробуешь просто оттолкнуть и с легкостью вдохнуть ветер с моря? — соединив руки на затылке девушки под волосами и закрывая глаза, я вырисовывал носом линии на ее лице. — Что останется внутри? Что случится?
— Действия просты, Грелль… — она упиралась в мой лоб. — Но так трудно даже отвернуться… Тебе же не сложно забыть меня и бросить в бездну.
— Не сложно. Но я не хочу.
Касаясь носом макушки и волос, я не выпускал Юли, только сильнее сжимал руки. Ощущение зависимости крепнуло, в конце концов превратившись в мучительную, съедающую пытку.
Я хотел сгореть вместе с ней дотла.
Пролились слова, как ручьи, как водопады…
— Что будет, если отпустим вместе? — Юли хотела, чтобы я поставил точку, но непонятно какую. — Одновременно, выдыхая вдвоем?
Но я выбрал запятую.
— Посмотрим, как это будет выглядеть. Будет смешно.
— Почему же?
Пальцы перебрались по ее затылку выше, застывая между волосами.
— Гравитация притянет опять, сожмет и сольет. Я никогда такого не говорил, потому что во мне этого не было, но… — Я переборол себя, выдыхая рваными словами: — Мне невыносимо думать о том, что кто-то вместо меня будет целовать твои губы.
«Я открылся, чтобы не повторяться дважды… чтобы не переступать ту же грань…»
Юли только молчала в ответ, но не отводила взгляд.
Я не хочу исправлять предыдущих ошибок. Я не хочу отказываться от них — это печать в моем сердце, и я не жалею, что попробовал стереть границы между запретом и правилами.
Я бессознательно накручивал на свои пальцы локоны девушки и скользил губами по её лбу. Она обхватила руками мое лицо и выдохнула в него. Без слез и без дрожи.
Я не отпущу Юли.
Она только моя.
***
Юлия