Букет белых роз (СИ)

Я не любила холод, но он смеялся надо мной.

Правое ухо уловило мужской вздох с последующими за ним словами:

— Велдон слишком умен для таких вещей, как я вижу.

У жнеца был укоряющий взгляд, но направленный не ко мне, а на горизонт. Алые волосы волнами извивались на ветру, вздымались под его натиском и опускались. Встав в струнку, Грелль поднял голову вверх с той же слабой ребяческой улыбкой.

— Так легко тебя обвести вокруг пальца…

Впервые за столько времени голос шинигами позволил себе хоть что-то сказать. Я не хотела, чтобы Сактлифф молчал.

Я обхватила ладонями металлические перила и пристально смотрела вниз. Туда. В пропасть, которой есть свой предел.

Мой взгляд был прикован к освещенным улицам, которые сверху напоминают интересную микросхему.

Ледяной ветер все так же хлещет в лицо.

— Он хотел моей гибели… Вот почему он послал меня отнести гитару…

— Чудом, таймер включился именно тогда, когда ты взяла его. — Наконец зеленые глаза, полные смятения, встретились с моими. — Все могло бы случиться гораздо раньше.

Опустошенная внутри и не отводящая от него отчаянного взгляда, я долго вязала эти нити в сознании.

Волосы бьют по лицу и от ветра сами откидываются назад.

— Я скрывал это… Джули… — слова застревали у жнеца в горле, вставали комом, который он проглатывал, но силился говорить дальше. — На самом деле, это и есть путь к игре. — Его дрожащие губы прошептали ответ на мой немой вопрос, который был задан давным-давно и до этой минуты оставался неразгаданной тайной; тупиком: - Death…

Руки хотели помять металлические прутья преграды, отделяющей край крыши от городской пропасти.

Горло сдавливало что-то, не холод.

Губы беззвучно двигались. Их щекотали развевающиеся волосы.

— Тогда что прикажешь мне делать? — спросила я. — Стать игроком?

— Я этого тебе не предлагал.

Тогда потупила взгляд, опуская голову и пряча под волосами лицо.

— Я не знаю, что мне делать.

Ноги отказывались держать меня, и шинигами, почувствовав это, поймал меня, опустив на колени, но не убирал руки с плеч.

Какое сейчас время: падать или не складывать крыльев в высоте, лететь ли?

Это безрассудно, подумала я, когда моего взгляда коснулся облик шинигами, размытый пеленой слез.

Просто жутко страшно и больно, ведь в его глазах я так похожа на слепого котенка, затерявшегося в тумане.

Неужели это безысходность? Неужели нельзя всегда оставаться под солнцем, а не в лентах дождя?

Я ничего не знаю.

Запустив ладонь в мои волосы и пропуская между пальцами слегка посветлевшие от краски пряди, Грелль прислонился лбом ко моему лбу, словно сильно устал и нашел опору.

Выдыхая.

— Вернемся к Велдону…

— Только ради свободы.

— Я знаю, — сказал он таким же разбитым, как и у меня, голосом.

Будто бы забыв о моих слезах и о своей печали, не убирая с волос руки, шинигами потерся лбом о лоб, легко улыбаясь, как в тот раз, перед долгим исчезновением из моей жизни.

По-другому уже не будет: я единожды испила то, что целиком проглотил он. Но отравлять себя до самого конца будет казнью.

И все же… между нами остались недосказанные, затерянные во времени слова.

***

— Божечки, что с тобой, Джулия, милая? — начав без предисловий, некогда возившийся в окружении своих фокусов, жизнерадостный индус забеспокоился, стоило ему увидеть меня, отодвинувшую вбок дверь из рисовой бумаги.

Я перешагнула через порог, отводя взгляд.

— Солнце… Да так, ничего… — слишком пассивно, неохотно, ведь после всего случившегося я ощущала себя муторно и хотела поскорее все забыть. Смотрела все куда-то в сторону.

Доходчивый Игрок, прочитав по моим губам больше, чем я произнесла, враз устремил на меня свои умные глаза молочно-голубого цвета, того цвета, который не свойственен коренным ласкарам.

Не успев еще оправиться от прошедшей ночи, я не отставала от мыслей, постоянно бьющихся во мне кадрами и вопросами.

— Итнересно, почему взрывчатка активировалась не рано, как планировалось Велдоном?

— Догадалась… — дернул уголком губ индус. — Она пускает ход после прикосновения пальцами, ничего более ее не включает…

Устало опустившись на диван, стоявший за спиной фокусника, я тяжело перевела дыхание, прижав три пальца ко лбу, в том месте, где раскалывало голову.

— Я не стану играть. Я уже все решила.

Солнце откашлянул в кулак.

— Но Хозяин сделает все, чтобы ты перешагнула…

— Он не тронет меня.

— Откуда такая уверенность?

Мне удалось выдержать паузу.

— Я хочу надеяться до конца.

— Какие мы серьезные… — Индус, тронувший меня своей добродушно-хитрой улыбкой, присел рядом и стал без предупреждения щекотать по животу и рукам, и это вызвало возбуждение в паре со смехом.

Мои руки упирались в его плечи, локти, грудь, лицо, возвращали пальцами те же веселые касания, от которых фокусник улыбался, но не прекращал свою игру.

— Ой, Санни, Санни, прекрати…! Я не люблю щекотки!

— А я люблю!

Я смеялась вместе с ним, в то же время снимая фокусника со счета как одного из тех, кто внушал мне омерзение.

Он не внушал.

Грелль