— То есть теперь ты можешь прямо сейчас дуть в эту пещеру.
— Не сейчас. Позже.
— Когда позже? Такой шанс, а ты — позже?! Да ты точно сумасшедший!
— Я им был пять лет, мне не привыкать. Но ведь безумцы всех умней. — Я распахнул перед собой шкаф и обернулся к шинигами. — Сейчас я тебе докажу это.
Приподняв подол платья, я влез ногами в туфли и разжал держащую ткань пальцы.
Уже почти готов.
Я снял очки, демонстративно касаясь заушником приоткрытых губ.
— Ну, как я тебе?
Увидев меня таким, Рональд присвистнул.
— Дорогая, а не хотите ли познакомиться?
— Вот дурень, — шикнул я, но Рональд не расслышал моих слов, приглушая их своим громким смехом. — Да чего ты ржешь?
— Прости, просто вырывалось… Я просто не понимаю, зачем тебе заново одеваться в женщину?
— Это единственное, что может мне помочь.
— Хм, сдается мне, наш Сатклифф что скрывает…
— Я просто знаю, как с помощью этой маски повернуть события в иное русло.
И тут ребяческая беспечность, льющая через край, вмиг охватила нас.
— Шалунишки мы, — в унисон протянули мы и залились дружеским смехом.
Юлия
Лондонское утро встретило нас прохладой и сыростью.
Посмотрев, что вывеска отсутствует, я немного растерянно обернулась к Солнцу, который волновался больше меня, держа в руке нераскрытый зонт.
— Я подожду тебя здесь, ты иди, не бойся, — теплые слова подталкивали меня, заставляли отбросить сомнения и страхи.
Осталось лишь грустно испустить вздох, берясь за поржавевшею ручку.
— Хорошо, Солнце.
Чувствуя бешеный темп внутри, я волновалась.
Окостеневшие от холода пальцы много раз подергивали за ручку, но казалось, что дверь пустила корни и приросла к порогу.
Теперь пришлось стучать.
— Здесь мистер Гробовщик? Откройте, пожалуйста!
Я окликала хозяина бюро много раз, но мне отвечали лишь молчанием.
Пока с боку не послышался мягкий слабый голос:
— Добрый день. Вы к нему?
Увидев старую жительницу, горбато опирающуюся о трость, Солнце наконец приблизился ко мне.
— Да, но почему он не открывает? Бабушка, может вы знаете?
— Ох, молодежь, вы не местные здесь?
— Я приезжая иностранка.
— Я жил в Лондоне, но много лет назад, так что не помню, что тут поменялось.
— Ох, тогда я вам всё расскажу, — улыбнулась старушка. — Лавка этого мистера была закрыта ещё в начале двухтысячных.
Лишь сейчас, повернув голову, я заметила, что разбитые окна перекрыты заколоченными изнутри досками.
— И где нам его искать? — вновь посмотрела я на бабушку.
— Ходят слухи, что владелец похоронного бюро сейчас занимается совсем противоположным ему делом. Если раньше он продавал гробы, то сейчас он мастерит кроватки для младенцев. И зовут теперь не Гробовщик, а Колыбельщик.
— Колыбельщик? — в унисон переспросили мы.
— Да, это официально, — закивала она китайским болванчиком, — но многие по привычке обращаются к нему как мистер Андертейкер.
— И где нам его найти? — спросил Солнце.
— Ох, это далеко — аж на другом конце Лондона.
— Спасибо, что подсказали нам. — Индус слегка поклонился ей.
— Не стоит благодарности, молодежь.
Все стало вновь слишком тихим, совсем неспокойным.
Окутанная холодным одеялом ветра, я терла себя плечи, сжимала ткань плаща.
— Значит, в следующий раз?
Тон мужского голоса был серьезен:
— Да, потому что Велдон может раскусить, что мы целенаправленно применили голограмму.
Моя ладонь легла на обшарпанную временем дверь.
Я все еще не теряла веру: один ее осколок все-таки остался во мне.
Грелль
Встреча со своей фальшивкой оказалась не так сложна, как обещали навязчивые мысли. По-прежнему ненавидящий то, что изображал из себя, я преодолел порог своих амбиций и уговорил свое лицо и тело подчиниться колдовству гримерной.
Перед зеркалами, в которых я отражался трижды, стол был полностью заставлен косметикой, разными элементами своего облика и парфюмерией. На плечиках висел костюм диспетчера.
И как мужчина, и как женщина, я оставался такой же, скрывая боль и обнажая ложь.
Я всегда умел делить таланты между перевоплощением и созданием своего образа.
Губы стали ярче, пропитавшись вишневой краской.
Я снова не чувствовал себя мужчиной, когда встретился со своим отражением, так знакомо сверля взглядом из-под очков, которые потом снял на словах:
— Я сам захотел этого.
Меня никто не заставлял, но именно сейчас фальшивка оказалась нужной.
Помада неожиданно исчезла из-под моих пальцев. Развернувшись и нагнув спину, я увидел, как кто-то, чеканя шаги, поднимает вещь прямо перед моим лицом.
Эти руки я сразу узнал, а как только выпрямился, дважды убедился в этом.
Уильям покрутил между пальцами помаду, как сигарету, и с укором сдвинул тонкие брови.
— Слишком красиво, чтобы казалось правдой.
Я повернулся к зеркалу, будто ничего не произошло, и продолжил густо красить ресницы.
Ухмыльнувшись, Уильям, с которым мы долго не виделись, прислонился спиной к стене, искоса поглядывая на зеркало.
— Меня не перестает удивлять твоя переменчивость. Неужели ты опять стал таким?
Мне хотелось кричать и доказывать, но ответить спокойно оказалось слишком трудно:
— Нет. Это мой образ, в который ты так долго верил и продолжаешь верить.
— Образ… А ради чего образ?