Букет белых роз (СИ)

Выражение моего лица сменилось на непроницаемое.

— Я совсем не пойму тебя, Сатклифф. Зачем ты это делаешь? Это же нарушает все моральные ценности и границы.

— Слишком уж ты правильный, — мой голос отдавал насмешкой. — У тебя всегда жизнь была одной сухой прозой…

— А ты снова выбрал это. Парадоксально…

— Выбрали за меня. — Надевая женский парик, чьи ненастоящие волосы отливали золотом, убирал с глаз мешающие пряди. — Говорят, нужно пройти пройти сквозь тысячи океанов решений, вопросов и убеждений, чтобы обрести себя, но мне этого не нужно.

Уильям аккуратно присел на край стола.

— Мне тебя никогда не понять. Ты такой дурак… И такой опрометчивый…

— Знаю, друг. — Ресницы, покрытые тушью, слишком вызывающе окаймляли мои глаза, и я направил свой взгляд на жнеца. — Красиво, правда?

— Но неправильно.

— Превеликий Легендарный, а кто там улыбнулся? — радостно заметил я, высматривая такое невозможное выражение его лица.

Его.

— Забыли, — улыбка тут же сползла с бледных губ. — Моя холодность — тоже маска, но она не дает мне сломаться, потому что быть мягким — значит смелым и не бояться, что тебя могут поставить на колени. Я не хочу падать, потому что не смогу подняться. Я выбрал себе такой путь. Не хочу отступать от него…

Он такой же, как и все жнецы.

Это я неправильно поступаю. Я не могу быть как пешка. Я слишком большое исключение…

Слишком живой шинигами.

Уилл собрался уходить — об этом свидетельствовало его отражение над моей головой — он уже стоял в проеме двери, оборачиваясь ко мне.

— Если ты считаешь, что это как-то спасет тебя, то желаю удачи.

Пока он не покинул меня, я задержал его вопросом, общаясь через зеркало.

— На всякий случай, запишешь меня обратно в диспетчеры?

Так же хмыкнув, шинигами поправил очки, как он привычно любит делать.

— Как только завершишь незаконченное, возвращайся. Мы все ждем тебя, диспетчер Сатклифф.

Юлия

Я не хочу ничего менять… Нет, не хочу…

Огни столицы мелькали по бокам, бросались рыжеватыми лучами в глаза, а бессонница, подобравшись ко мне, захватила и приказала поступать так, как бы не смогла.

Я ехала в правильном направлении и вскоре остановила машину у переадресованного места работы когда-то ведомого мне Легендарного Жнеца. Черты его лица вспоминала смутно, как будто с трудом придумывала сама и никак не могла составить портрет.

Я еще раз вбила буквы в строке, чтобы проверить, не заблудилась ли, и на открывшейся карте немного пролистала вниз.

Нет, не ошибка.

Обхватив ледяную ручку, я остановилась, потому что боялась.

Но обратной дороги уже не будет.

Все-таки, преодолев волну страха, я сжала зубы покрепче и с независимым видом вошла в магазин детских кроватей. Нос моментально уловил нежный аромат ванили.

На подоконнике, освещенном светом фонаря, стоял розовый цикламен, и, начиная с этого окна, выстроились в ряд кроватки для младенцев. Одна другой лучше. Взгляд с интересом скользил по колыбельным, пока я не встретилась с парой зеленых глаз, похожих на два светящихся стекла между прядями седых волос.

Тогда я вспомнила, какой взгляд передавала бесцветная статуя жнеца, которого впервые увидела сейчас живым, умеющим двигаться и дышать.

Невзирая на это, беспокойство не собиралось покидать меня.

Или я просто не могу отпустить это чувство…

— Извините, что так поздно навестила вас… Но… Мистер Андейтеркер, мне нужна ваша помощь, — сказала я, собирая остатки храбрости и прикрывая ими свою тревогу.

Внимательно оглядев меня, жнец, не прекращающий улыбаться, приложил палец к нижней губе.

— Чем могу посодействовать вам?

— Мне нужна одна очень важная информация.

— Прежде чем я отвечу, вам, милая, нужно расплатиться. Не деньгами, конечно…

— Что именно вы хотите?

Но в этот же миг я сама же ответила, когда в кадрах воспоминаний появилась Тетушка Келвин, женщина, которая когда-то помогла мне открыть правду и вернуться в людской мир. Он говорила обо всем, что знает, и среди всего этого я выхватила то, что оказалось мне нужным.

— Ты должна… — едва начал Андертейкер, но я шепотом перебила его, догадавшись:

— Мне рассмешить вас? Сильно или не очень?

Немного спустя Шинигами медленно снял цилиндр, пальцами убирая с него пылинки, но говорил с большой осторожностью:

— Тебе что, правда не сложно?

— А что здесь может быть сложным?

Невыносимо смелая…

— Меня рассмешить очень трудно… Такая девушка все равно не сможет рассмешить меня, когда-то Гробовщика! Меня, нынешнего Колыбельщика? Меня рассмешит смертная? Жалкая смертная? — с каждым словом его состояние становилось непонятным всплеском эмоций, а из улыбок и громких возгласов рождалась слишком веселая реакция на собственные вопросы.

Постепенно она переросла в неудержимость.

Это было так громко, что я в испуге заткнула руками уши и отвернулась, а вокруг все сотрясалось, как от толчков землетрясения.

Так не может быть…

Когда все закончилось, с души свалился тяжелый камень страха. Гробовщик прижался щекой к столу, вяло размахивая рукой и облегченно выдыхая, как будто только что вынырнул из воды.