Букет для хозяйки (СИ)

Андрей направился в буфет на вокзале, чтобы перекусить, почувство-вав, как под ложечкой засосало. Он купил свежую булочку (раньше такая называлась "французской"), с вложенной в неё горячей сосиской, и чашку мутного кофе. Булочка оказалась чёрствой, сосиска холодной, кофе отвратный. Он пожевал немного, сделав несколько глотков бурды, которая называлась "кофе", и вышел на площадь перед Московским вокзалом. Фонари на высоких столбах ещё не погасли. Зимнее серое утро было морозным, дул пронизывающий ветер, небо было низким и серым. Андрей подумал, что в этом городе живёт красивая женщина, с которой у него был мимолётный жаркий роман в горах, где они вместе катались на лыжах. Её звали Настей. У неё была семья: муж и две дочки школьного возраста. Андрей был влюблён без памяти, но счастье отравлялось вопросом: а что потом? Любовная связь не имела никакого развития, и всё оборвалось, когда пришла пора расставаться. Андрей уехал в Москву, Настя - в Ленинград. Где-то она сейчас, размышлял Андрей, подходя к Невскому проспекту и стараясь закрыть от ветра окоченевшее лицо. Ах, как ему хотелось повидаться с ней, увидеть её смеющиеся глаза, обнять её, прильнуть своими жадными губами к её скупым губам.

Однако стужа мешала его романтическим воспоминаниям, и Андрей поспешил вернуться обратно, в помещение вокзала, где было тепло. Ждать пришлось долго. Наконец по внутреннему радио гнусавый голос объявил: "Пассажиры, следующие по маршруту Москва-Хельсинки, просьба занять свои места в вагонах. Состав подан к первой платформе. Отправление поезда через 20 минут. Администрация Октябрьской железной дороги убедительно просит пассажиров извинить за доставленные неудобства, вызванные форс-мажорными обстоятельствами. При необходимости пассажирам могут быть выданы соответствующие справки о задержании движения, для чего следует обратиться к начальнику поезда, едущему в первом вагоне"

Андрей поспешил занять своё место. А через полчаса он уже сидел в вагоне-ресторане и неторопливо хлебал, дуя на ложку, обжигающе горячую сборную солянку, из которой с любопытством весело поглядывали блестя-щие глаза маслин. В ресторане он увидел "своего" грузина. Тот был одет, как говорится, с иголочки. На нём был дорогущий джерсовый костюм в мелкий рубчик и умопомрачительный галстук, повязанный исключительно красиво и правильно. Густо синий с крупными красными горохами. Такого костюма и такого галстука в России не купишь. "Наверное, дипломат, сукин сын", - подумал Андрей и стал разглядывать грузина. Тяжёлые веки "дипломата" прикрывали чёрные, как маслины в сборной солянке, глаза. Грузин читал иностранную газету и прихлёбывал маленькими глоточками чёрный кофе. Волосы его были волнистые, они были набриолинены и казались мокрыми. Возможно, они были обрызганы лаком, чтобы держать форму кока, как у Шаляпина. Андрей так долго разглядывал грузина, что тот ему, в конце концов, надоел. И Андрей переключился на окно. Тоже интересно. Как в кино.

За окном проносился унылый зимний пейзаж: белый снег и убегающий назад чёрный лес. Тепло и горячая еда разморили Андрея. Мысли его блуждали, не желая сосредоточиться на чём-нибудь одном. В голову лезла разная чепуха. Что-то ждёт меня в этой северной стране? - думалось ему. Когда-то эти места, пролетавшие за окном, относились к Финляндии. Они были оттяпаны в ходе Северной войны, чтобы отодвинуть границу подальше от Ленинграда. Финны были вынуждены с этим смириться, чтобы ценой потери части своей территории купить себе желанный мир.

IV

Перед Выборгом, который финны по-прежнему называют Виппури и неискоренимо мечтают когда-нибудь себе его вернуть, поезд остановился. В вагон вошли три пахнущих пропотевшей военной амуницией пограничника, в зелёных фуражках, с автоматами через плечо. Один из парней, совсем ещё мальчишка, перелистывая паспорт Андрея, спросил привычно:

- На работу?

- На работу.

- Что везёшь?

- Шмотки, книги, немного продуктов на первое время.

- Запрещённая литература есть?

- Нет. Какая ещё запрещённая! Стихи, классика. Для чтения.

- Открой-ка чемодан.

Андрей открыл. Парень просмотрел книги, приподнимая их брезгливо за корешки. Ничего не сказал. Велел распустить молнию на красной сумке. Порылся в продуктах, нет ли водки, чёрной икры.

- Чисто, - сказал он.

Пограничники ушли с таким скучным видом, что стало понятно, как им насточертела эта "тяжёлая" служба. Всё одно и то же: никаких тебе шпионов, диверсантов или контрабандистов.