Букет для никого

– Игорёк, можно мы тут у тебя до метро посидим, ибо опоздали?

Ну, Индеец без задней мысли:

– Да милости просим!

Девке вино. О том, о сём поговорили, про институт; а мальчика спать положили на матрас. У Индейца всегда матрас наготове был, так как в центре жил.

И я там спал. Было дело и не раз.

Ну и туда-сюда. Рассвет в окошке на улице Марата. И чувиха ушла, а мальчик спит. Шесть утра, не будить же. А Индеец спросить забыл, кто он, так как на кидался с ней вина. И тоже уснул, но на своей кровати. Проснулся в двенадцать. Пацана накормил фасолью , напоил чаем и проводил с богом. Божий человек. И по делам пошёл. Поверьте, так и было. Время что ли было раньше такое. Человечное что ли какое-то. Никаких других мыслей.

Ну, так вот, сидит Индеец дальше. Днём уже и кушает фасоль красную. О жене думает. Она у него на пятнадцать лет моложе и красивая. По-любому только о ней и будешь думать.

И вдруг треск в восемь вечера. Дверь с петель. Уж не жена ли дверь выбила с ноги? Но не тут-то было. Какая на фиг жена!

Менты! В ужасающих количествах с пистолетами. И вот висит Индеец в углу на пистолетных дулах. И куча ментов, зубами лязгая в его сторону, рычат. Заходит вчерашняя бабища и пальцем на Игоря:

– Да, это он.

И выходит. И менты смотрят после этого на Индейца белыми глазами и жалеют, что он не оказывает сопротивления. И всем в него хочется выстрелить. Ну, или по пинать. Череп человечий обнаружили. Он на полке стоял.

– Всё понятно! – менты говорят.-Он.

И только один Игорь не понимает в чём дело. На Литейный его. В подвал.

– Есть там в подвале трубы, – это Индеец нам рассказывает, – под потолком, и на них я и висел. Руками. В наручниках. Страшное дело. И тишина. И лампа дневного света моргает и гудит. А под утро люди в погонах приходили. Как вещь меня разглядывали. И довольно жмурились. Друг друга поздравляли и кивали. «Да, это он!» – говорили. И ушли. В темноте с эхом щёлкнул выключатель.

Вот такая вот херь.

Двое суток там Индеец провисел, на пуантах стоя. В третьей позиции. Пока всё же не выяснили, что ни при чём он. Там что-то этот говнюк малолетний кому-то наплёл, что ночевал у дяди, к которому его привела тётя. И у дяди череп на полке и страшная музыка.

А в это время кого-то безуспешно ловили по городу. Тоже дядя, маленькие говнюки и тёти фигурировали. И кого-то съели или только надкусили.

А тут вот же. Всё сходится. Пожалуйста. Дядя, тётя и мальчик с ночёвкой. Череп. «Пинк Флойд». Страшная музыка.

Тьфу, мерзость какая. Похабная ситуация. Не каждому и расскажешь. Но нам можно. Мы друзья. Сидит Индеец и радуется, что всё обошлось. Паша радуется. И я радуюсь. И воробьи в кустах тоже с нами заодно. И дерьма вокруг нет, и ментов тоже. И пацанов .

Павлик чирикнул пейджером. Прочитал и хмыкнул:

– А вот давай, – говорит, – сравним, у кого смски смешнее с угрозами.

– Давай.

Павлик читает:

– Павл хитрый верни деньги, а то я твой рот отец буду, – это его любимые клиенты по недвижимости. Павлик любит найти какого-нибудь алкаша и водить к нему покупателей. Обычно нерусских.

– Смотрите, – как зазывала в балагане, – какая сказочная квартира! – говорит он им. – Как вам сказочно повезло, потому что я в армии с вашими земляками служил и вас безмерно уважаю. Вот, – говорит, – этот человек ко мне по старой дружбе обратился, что хочет квартиру продать, и к кому же мне идти с предложениями, как не к вам, к братьям?

Метла у Паши не то что быстрая, но с интеллигентным шармом, и азербайджанцы томно в неё вслушиваются, как в песню.

– Но нужен аванс, джентльмены! Квартплата, то-сё. И вот же она, квартира дешёвая. Только для моих близких.

Дальше берёт аванс. И так раз двадцать. У каждого, но немного. Чтобы не убили. На а дальше фокусы: то квартира служебная, то алкаш не хозяин. Но это уже детали. То Паша в Арзамасе или Тихвине .Ну и телефоны конечно другие.

– Иля хватит Абан ибать сейчас у твой дом папробуй двер не откривать, – парирую. А это уже мой клиент узбек. Но у меня не так жёстко. Я обычно им гражданство делаю и прочие бумажки. Рычат они в основном из-за сроков, так как сроки редко когда соблюдаются. Россия ибо. Но многие почему-то злятся.

А я тут при чём? Но зато, когда я документ всё же сдаю им… Ух! Каждый ещё пятерых ведёт. Я, получается, друг узбекского народа.

Один-один.

– Как вы так живете? – хмыкнул Индеец. Это он после КПЗ правильный такой.

В это время мимо нас на цыпочках и пытаясь рукой снизу отцепить что-то невидимое, сидящее у него на спине, просеменил молодой пацан. Невидимый горб на спине не отцеплялся, и он, с ужасом выворачивая голову, пытался увидеть, что у него там за спиной.

– Грибы или бутерат? – спросил я у парней.

Индеец открыл один глаз и изрёк:

– Если это горб, и он улыбается, то это бутерат, ну а если там у него кто-то сидит, то это грибы.

Парень уже в третий раз обегал вокруг памятника царице Екатерине, с ужасом подвывая. Со всех лавок за ним с интересом наблюдали.

– А сейчас у него на спине горб или кто-то сидит? – мне не давала покоя квалификация приходов.

Парень завыл: